Ровно в полдень - Робертс Нора
Рыжеватые волосы достались Карли от ее бабушки. От нее же она унаследовала кудряшки, хотя у самой Фиби волосы были абсолютно гладкими. Яркие голубые глаза тоже могли считаться наследством Эсси. Что касается промежуточного поколения, как часто думала о себе Фиби, то ему пришлось довольствоваться зелеными.
У всех трех женщин была очень светлая кожа, столь характерная для рыжеволосых людей. Но Карли унаследовала к тому же веснушки, а также очень милый ротик с глубокой ямочкой на верхней губе.
Порой, глядя на свою мать и дочь, Фиби с нежностью размышляла о том, как ей удалось стать связующим звеном между двумя столь похожими созданиями.
Фиби слегка сжала Карли плечо, а затем наклонилась, чтобы чмокнуть ее в рыжеволосую макушку. В ответ та просияла ослепительной улыбкой, продемонстрировав при этом нехватку двух передних зубов.
— Лучшее место в доме, — слегка отступив от двери, Эсси с нежностью улыбалась своим близким.
— Ты видела собаку, бабуля?
— Ну конечно.
Младший брат Фиби повернулся к матери:
— Хочешь, я принесу тебе стул?
— Нет, милый, — предложение Картера явно не вызвало у нее восторга. — Лучше я постою здесь.
— Ты можешь постоять у перил, бабуля, а я буду держать тебя за руку, — заявила Карли. — Здесь все равно что во внутреннем дворике.
— Ты права, детка. — Эсси осторожно двинулась к перилам, улыбаясь при этом несколько напряженно.
— Отсюда тебе будет лучше видно, — вновь подбодрила ее Карли. — Вот идет еще один оркестр! Правда, здорово? Посмотри, как резво они маршируют.
Надо же, как умело она успокаивает свою бабулю, подумала Фиби. Как крепко сжимает ее руку своей маленькой ручкой. И Картер — взгляните-ка — тоже встал рядом с мамой. Он что-то говорит ей, указывая в сторону разряженной толпы, а другой рукой осторожно придерживает ее за плечо.
Фиби знала, о чем могла думать ее мать, когда смотрела на Картера. После того как у нее появился свой ребенок, ей стала понятна эта всепоглощающая любовь. Но мама должна была чувствовать все гораздо острее. Стоило ей взглянуть на Картера — на его густые каштановые волосы, орехового цвета глаза, четкие линии рта, носа и подбородка, и перед ней, — как живой, вставал ее покойный муж, а также все то, что кануло в небытие с его преждевременной смертью.
— Свежий лимонад! — Ава подкатила тележку к выходу на балкон. — В нем полно мяты, так что оттенок у него самый что ни на есть зеленый.
— Ава, тебе не стоило возиться со всем этим!
— Почему бы нет! — рассмеялась та и откинула назад непокорную прядь белокурых волос.
В свои сорок три года Ава Вестри Давер была самой красивой из всех знакомых Фиби женщин. Пожалуй, что и самой доброй.
Заметив, что Ава взялась за кувшин, Фиби поспешила к тележке.
— Нет-нет, я сама разолью лимонад. Ты лучше понаблюдай за парадом. Маме намного легче, когда ты рядом, — тихонько добавила она.
Понимающе кивнув, Ава подошла к балконному ограждению и слегка тронула Эсси за плечо. Затем встала по другую сторону от Карли.
Вот вся ее семья, думала, глядя на них, Фиби. Правда, сын Авы сейчас в Нью-Йорке, в университете, а жене Картера пришлось выйти сегодня на работу, но вместе они создавали ту основу, на которой покоился маленький мирок Фиби. Иногда ей казалось, что, не будь этих людей, она была бы сметена потоком жизни, как обычная пылинка.
Фиби разлила лимонад и разнесла всем стаканы. Пристроившись наконец рядом с Картером, она склонила голову ему на плечо.
— Жаль, что Джози не смогла посмотреть на парад.
— И мне жаль. Возможно, она придет к ужину — если успеет.
Ее маленький братик, думала Фиби, женатый мужчина.
— Вам стоило бы остаться здесь на ночь, чтобы избежать заторов на дорогах и праздничного безумия.
— Вообще-то нам нравится праздничное безумие, но я поговорю с Джози. Помнишь, как мы стояли здесь в первый раз и смотрели на парад? В первую весну после Рубена?
— Конечно, помню.
— Все было таким ярким, шумным и чуточку нереальным. Все просто лучились счастьем. По-моему, даже тетушка Бесс выдавила пару улыбок.
«Должно быть, у нее просто было несварение», — с застарелой горечью подумала Фиби.
— Я чувствовал тогда, всем нутром чувствовал, что теперь-то все будет хорошо. Что он уже не вырвется на свободу и не придет за нами, не убьет нас, пока мы будем спать. Рождество не принесло мне этой уверенности, как, впрочем, и весь тот год, и даже мой день рождения. Лишь в тот мартовский день, стоя на этом самом балконе, я думал, что теперь-то наконец все будет хорошо.
— Что ж, ты был прав.
Фиби сжала его ладонь; так они и стояли — рука об руку, чувствуя себя единым целым.
2
Дункан, мучимый тяжелым похмельем, сидел возле кухонной стойки, вперив неподвижный взор в чашку с кофе. Здесь же лежал его ноутбук. С какой охотой променял бы он это все на пару кружек пива, приправленных веселой болтовней с кем-нибудь из постоянных посетителей «Слэм Данк». Ну а потом можно было бы перебраться в «Свифтис», его ирландский паб. Там бы он выпил еще кружку-другую — и все это под приятную музыку.
Но он уже давно понял, что владельцу баров лучше оставаться трезвым. Дункан мог слегка отступить от этого правила в День святого Патрика или накануне Нового года. В то же время ему ничего не стоило скоротать длинный вечер с парой кружек пива.
Но вовсе не праздник заставил Дункана напиться до такой степени, что в голове его и посейчас звучали отголоски вчерашнего веселья. Не передать словами, какое он испытал облегчение при мысли о том, что Джо отказался от своего намерения расквасить голову об асфальт.
За это нужно было выпить.
И уж куда лучше было напиться ради хороших новостей, чем из-за плохих. Не сказать чтобы похмелье его стало от этого легче, но Дункан не сомневался, что как-нибудь справится с этой бедой.
Все, что ему требовалось сейчас, — это выйти на свежий воздух. Прогуляться по саду. Или вздремнуть в гамаке. Затем он смог бы решить, что нужно делать дальше. Последние семь лет Дункан регулярно планировал свои действия, и ему это нравилось.
Он в очередной раз мрачно взглянул на компьютер, затем потряс головой. Если он только попытается сейчас работать — даже сделает вид, что работает, — его голова попросту взорвется.
Тогда он поднялся и перенес кофе на заднюю веранду. Во дворе тихонько ворковали голуби, склевывая зерна с земли под кормушкой. Такие толстые и ленивые, мелькнула у Дункана мысль, что им даже лень залететь внутрь. Уж лучше собирать остатки.
Многие люди вели себя точно так же.
Сад вокруг дома радовал своим ухоженным видом, и Дункану нравилось думать, что в этом есть и его заслуга. Неплохо было бы прогуляться сейчас под сенью деревьев, дойти до самого причала, а может быть, и покататься по реке на лодке.
Погода просто располагала к отдыху. В такое ясное и безветренное утро хотелось предаваться безделью и мечтать о чем-нибудь приятном.
А можно было просто спуститься к причалу и понаблюдать за тем, как солнечные блики скользят по поверхности реки. Сидеть так в свое удовольствие, пить кофе и не думать ни о каких делах — что может быть приятнее?
Что-то, интересно, поделывает Джо этим солнечным утром? Сидит в тюремной камере? Или «отдыхает» на больничной койке? И чем занята сейчас та рыжеволосая?
Вряд ли стоило убеждать себя в том, что сегодня самый обычный день, коль скоро вчерашние события накрепко засели у тебя в голове. Было глупо даже надеяться на то, будто тебе и в самом деле хочется сидеть на пирсе и нянчить свое похмелье, как если бы все в твоей жизни складывалось наилучшим образом.
И потому Дункан вновь поднялся в спальню и начал разыскивать чистые джинсы и рубашку, при взгляде на которые нельзя было сказать, что он спал в них всю ночь. Затем он вытащил бумажник, ключи и прочие мелочи из карманов тех брюк, в которых он и в самом деле плюхнулся в постель после того, как в полупьяном виде завалился вчера домой.
