Беременна от неверного
Наиль удивленно моргает. И это удивление настолько искреннее, что мне кажется, будто я спросила чушь.
– Мариш, ну я же помню, что тебе обязательно нужно сразу после секса в душ. Исключительно ради твоего спокойствия и гигиены.
Закусываю губу.
– Не помню, чтобы ты носил с собой защиту.
Наиль хмурится. И снова этот его растерянный взгляд.
– Носил, Мариш. Просто мы с тобой давно не уединялись, – на его лице проступает сексуальная ухмылка, – предпочитали супружескую постель. Тогда просто на автомате сунул в карман, потому что понял, что не смогу тормознуть. Ты выглядела бомбически, ангел.
Мои плечи расслабляются. Эти объяснения попадают в цель. Я действительно не могу после незащищенного полового акта без того, чтобы принять сразу же душ. Это мой персональный таракан. И дело не в брезгливости.
При этом я спокойно могу отложить принятие душа, когда муж в защите. И я осознаю, как сильно я накрутила себя, что настолько потерялась в своих же потребностях.
Наиль делает ко мне шаг.
– Мариш, что происходит, мать его? Что такого случилось, что ты задаешь мне такие вопросы?
Сглатываю. Сказать, что я видела те фото? Нашла помаду? И видела сообщение про кольцо?
Но решаю пока молчать. Вместо обвинений натягиваю на губы улыбку.
– Бзик. Просто боюсь тебя потерять.
И мне становится тошно от своей же откровенной лжи. Хотя почему лжи? Я и правда боюсь его потерять, но не позволю ему вытирать об себя ноги.
Наиль изучает мое лицо, словно пытается отыскать признаки лжи, но моя улыбка скрывает реальные чувства.
– Точно? – обхватывает мое лицо ладонями и упирается лбом.
Киваю. Надо дожить до завтра… а назавтра у меня есть план.
Наиль
Да быть этого не может! Не может быть, чтобы Марина узнала о том тупом случае в отеле. Откуда она могла это узнать?
Это какая-то непонятная херня. И сейчас, лежа с ней на кровати, я понимаю, что она не спит. Как и я…
А я прокручиваю в голове, откуда она могла узнать? И эта мысль не дает даже глаза сомкнуть. А все реально получилось слишком тупо, чтобы из-за этого я сейчас лежал и меня колотило от одной мысли, что Марина уйдет.
Из-за того, чего не было даже. Но я настолько сильно боялся признаться и потерять доверие, что решил просто замять.
В командировке я встретил Иру, спустя почти семь лет после нашего романа. Она меня и пнула тогда в нужном направлении. Посоветовала, с чего начать и куда податься, чтобы научиться всему, что я сейчас умею. И даже кое-какие связи я наладил благодаря её знакомствам. Отчасти, если бы не она, я ба сейчас не был тем, кем стал. И я ей был благодарен. Пока она не нарисовалась в моем номере.
И не попыталась соблазнить…
Потом я ей объяснил, что я давно и надежно женат. И мне никто, кроме жены, не нужен. Ира очень долго извинялась передо мной, говорила, что нашло что-то ненормальное на фоне воспоминаний о нас. Да и про женитьбу она понятия не имела, иначе бы ни за что не сунулась ко мне. И я поверил…
А потом мы посидели в ресторане, и она рассказала, что у неё произошло за все это время, после нашего расхода.
Я был поражен тем, что она в один миг лишилась всего. Так ещё и на грани того, чтобы попасть в тюрьму за уклонение от выплат по кредитам.
И я не смог… не смог отказать ей в помощи. Ира просила прощения за свою выходку, чуть ли не рыдала, осознав свою ошибку. И мы как-то решили сделать вид, что этого инцидента не было.
А сейчас…
Мать его. От одной мысли, что Марина откуда-то об этом узнала, меня бросает в ледяной пот. Сжимаю кулаки и боюсь дышать.
Потому что своим дыханием могу показать Марине, что тоже не сплю. Но не могла же Маришка просто взять меня на понт? Это не её методы. Тогда откуда? Кто слил? Да и кто мог слить, если никто, кроме меня и Иры, об этом случае не мог знать…
Или мог?
Тогда какой смысл сливать меня жене? Если на меня был компромат, то логичнее сообщить о нем напрямую мне…
Или это сама Ира? Но зачем ей это надо?
Ах ты ж… голова взрывается от переполняющих её мыслей.
– Спишь? – шепчу, прижимаясь губами к уху любимой жены.
Она ворочается и мотает головой.
Поворачиваю Марину на спину, упираюсь ладонью в подушку. Перехватываю её взгляд.
– Мариш, ты у меня единственная.
Её ресницы дрожат, а я молюсь, чтобы она не плакала. Каждая слеза её как нож в самое сердце.
– Мне никто не нужен и не нужен будет никогда.
Она улыбается. Но эта улыбка какая-то обреченная. Или это злую шутку играют тени на её лице?
– Никогда не говори «никогда», – шепчет, чем добивает меня.
Прижимаюсь к её губам, чувствую, как они дрожат. Твою мать… самое последнее, что я хотел, — это как-то обидеть свою девочку.
