Твоя (не) родная семья
Сенька отрывается от меня, смотрит в глаза. В них такая боль, что сердце разрывается. Маленькие пальчики цепляются за одежду, сын боится, что уйду.
– Папа сказал, что ты уехала…
Вот гад. Сенька боялся, что я уеду и именно это Игорь ему сказал.
– Неправда, как видишь, – говорю я. – Я здесь, просто пока мне придется пожить отдельно.
– Почему? – с тревогой спрашивает он.
– Потому что…
Что мне сказать?
Что говорят детям в таких ситуациях? Мы разводимся, у нас больше нет общего с твоим отцом, твой отец не работает. Это говорят детям при разводе? Или врут, чтобы подсластить пилюлю?
Я не знаю, черт возьми.
Никто не знает.
– Просто нам придется пожить отдельно, но это не значит, что мы расстались насовсем, – сглатываю ком в горле. – Просто так складываются обстоятельства. Это на время.
– Из-за работы?
Я моргаю. Хотела бы знать, что Игорь наболтал Сеньке, а то, что наболтал – уже не сомневаюсь.
– Что папа тебе сказал?
– Что ты променяла нас на работу. Так бабушка говорила.
Стараюсь не скрипеть зубами. Чтоб у старой кобры язык отсох.
– А папа сказал, ты из-за работы уехала. Я боялся, что насовсем.
– Нет, Сень, не плачь.
Глажу непослушные волосы, по сути, чужой мне мальчишка, а смотрит мне в глаза, как в целую вселенную. Ни на кого он так не смотрит из семьи, только на меня. Он ко мне привязался, как можно его подвести? Как жаль, что между нами забор. А может, к счастью, потому что иначе я бы его утащила невзирая на последствия.
– Новая железная дорога еще у тебя?
– Да, – он кивает со слезами в глазах.
– Тебе ее подарил один дядя. На него я буду работать. Ты не плачь, а когда играешь с ней, вспоминай, как мы вместе играли…
– Арсений! – раздается вопль, и я осекаюсь.
Смотрю поверх Сенькиной понурой головы. В конце тропинки стоит Игорь и в упор смотрит на нас.
– Арсений, быстро сюда! – он решительно направляется по мощеной тропинке к нам.
Меня тоже заметил, конечно. Задрал нос, лицо одухотворенно-обиженное, словно я оскорбляю его одним своим появлением.
– Ты чего голову повесил? – шепчу я, и целую Сеньку в соленые от слез щеки. – Все нормально, Сень. Я тебя люблю. Возьми вот, от… – сначала хочу сказать «от зайчика», но передумываю. – От меня.
Он берет гостинцы, я снова целую его.
Игорь резко останавливается рядом с нами и не знает, что делать дальше. Смотрит свысока, цедит сквозь зубы:
– Что ты здесь делаешь?
– Сень, иди за вещами, – шепчу я. – Мы пока поговорим.
– Когда я схожу, ты уйдешь, – взахлеб начинает реветь он.
Тут нас замечает воспитательница, подскакивает и уводит Сеньку. Я смотрю мимо Игоря, ребенку в спину. Он так бредет, пиная невидимые пылинки, опустив голову, с шоколадом и соком в руке, словно его ведут на расстрел. Опустив голову. Это чувствуется во всей фигуре. Стою, сцепив зубы, и сердце обливается кровью.
– Ты вообще меня слышишь? – возмущается Игорь.
Даже не заметила, что он говорит. Наверняка, очередную чушь.
Перевожу взгляд на него. Не хочу говорить. По правде говоря, хочется плюнуть ему в рожу. Смотрю сквозь него, даже фокусироваться на нем нет сил.
– Ты зачем пришла к моему ребенку? Он и так без тебя плачет! Только все портишь!
– Зачем ты сказал, что я уехала?
– Потому что ты собралась уезжать, разве нет? – ядовито говорит он. Надо же, как его задело. Я только сейчас осознаю, что он скандалит со мной, как глупая истеричная баба, и обиды у него такие же.
Даже не серьезные, а какие-то детские. Только то, что выглядит мило в десять лет, в его возрасте смотрится нелепо, а он этого не понимает, благодаря своей маме, которая до тридцати вытирала ему нос и внушала, что он еще маленький и везде становилась за него грудью. Он так и не научился бороться с трудностями.
– Теперь ему еще придется все объяснять! – возмущается он. – Ты же ушла, вот и вали, что ты лезешь к ребенку!
Конечно, еще и я виновата, что его ложь не прошла. Я смотрю сквозь него стеклянными глазами, понимая, что разговаривать с ним нет смысла. Да и ребенка ему особо не жаль – Игорю нет дела до чьих-то чувств, кроме собственных.
– Если ты будешь ему врать и говорить про меня гадости, я тебе глаза выцарапаю, – обещаю я, не понимая, откуда во мне взялась эта сила. Я терпела пренебрежительное отношение к себе, но издеваться над Сенькой не позволю.
– Тогда… Тогда я напишу на тебя заявление в полицию! И ребенка ты вообще никогда не увидишь! Ты уже показала свое настоящее лицо!
Он уходит первым. Кричать проклятия ему в спину у всех на глазах не хочется, хотя именно их он заслужил. Не понимаю, как я могла с ним жить столько лет и в него верить.
– Так и знала, что ты здесь! – ко мне подбегает мама.
Я мрачно смотрю на вход в детский сад, пока она отчитывает меня, как девочку.
– Я уже в кофейне была! Пока не догадалась, что ты в сад пойдешь. Это трутень к тебе подходил сейчас?
– Да.
– Пойдем скорее! Ты зря пришла, Камилла…
Не могу согласится. Мама тянет за рукав, но я берусь за решетку пальцами. Стою, пока на крыльце сада не появляется две фигуры – высокая Игоря и низенькая Сеньки. Не могу уйти, не попрощавшись. Он так боялся, что уйду, когда он будет в группе, что давлю свое малодушие на корню. Не буду убегать.
Сенька оглядывается, как только сбегает по ступенькам. Игорь крепко берет его за руку, чтобы сын не бросился ко мне.
Но я поднимаю в прощании руку и машу. Сенька машет в ответ.
– Зря ты пришла, Мила… – вздыхает мама.
– Не зря.
И я твердо в этом уверена.
Пусть нам обоим было трудно и встреча с Игорем совсем не то, что мне было нужно. И вечером я, скорее всего, буду препаршиво себя чувствовать и рыдать в подушку.
Зато теперь Сенька знает, что я не бросила его, не уехала и не оставила одного, как наговорили ему отец с бабушкой. Это того стоило.
