Ад, или Александр Данилов
Дина махнула рукой.
— Скажешь тоже! С чего ты решил, что Мишенька в развитии отстаёт? — недовольно поджала она губы. — Нет, он просто маленький ещё и мальчик, потому и не говорит. Это девочки болтушки, как правило, а мальчишки — молчуны. Вон тебя взять — здоровый дядька, а тоже не болтун. Да и возиться с ним особо некому: я болею, Катя учится, а бабушке тяжело. Ей бы с Гошей справиться.
Данилов не понимал, неужели Дина не видит очевидного? Неужели материнская любовь настолько слепа, что она не замечает, как часто Мишка падает, ходит неуверенно, на носочках, и ему порой сложно удержать равновесие, или не видит того, что ребёнок не обращает никакого внимания на других детей, избегает общения с ними, не может выстроить зрительный контакт, палец сосёт всё время, а когда сидит с игрушками, просто раскачивается вперёд-назад? Или она из-за своей болезни выпустила из внимания? Но ведь играет же она с Мишей, книжки, наверное, ему читает — не могла не заметить! Он уже собирался задать вопросы и озвучить свои мысли, но Дина его опередила.
— Саша, ты не бросай их, ладно? Если я буду знать, что ты с ними, мне и умереть не страшно будет.
— В этом и состоял твой план? — с горечью спросил Данилов.
— Да нет, это не я придумала, это свекровь с Катей. Я бы не решилась к тебе обратиться. А ты, видишь, какой… Замуж меня позвал… Только теперь, когда ты рядом, умирать ещё страшнее, с тобой жить хочется…
Слова Дины мгновенно отрезвили Данилова: и чего он на неё разозлился, ей ведь действительно страшно, потому она и не видит ничего! Он сел рядом с ней на кровать и, обняв за плечи, привлёк к себе.
— Мы ещё поборемся, сдаваться не будем. Ведь правда? Есть лечение за границей, стволовые клетки, например. Будем пробовать всё. А пока и пожить успеем, и детей поднять. Всё сможем, Диночка. Потому что мы вместе, — успокаивал он её.
— Вместе, Саша. Я об этом и мечтать не могла. А всё равно тебя во снах видела. Даже когда с Пашей жила. Он не обижался, знал всё, но ни словом, ни взглядом не упрекнул меня никогда. Я вот всё думаю, я же болеть ещё при нём начала, только не понимала… — Она немного отстранилась и посмотрела Данилову в глаза, а он снова привлёк её к себе и поцеловал в висок. — Я тогда Мишкой забеременела. Случайно вышло, не собирались мы ещё одного ребёнка заводить. Паша-то уже немолодой был, он меня много старше, на целых двадцать лет. Но, раз получилось, решили оставить, не брать же грех на душу. Вот тогда первые признаки болезни пришли. То судороги, то мурашки по коже, то онемение. Я всё на недостаток кальция списывала. Купила пищевую добавку, пить начала. Живот рос, но легче не становилось, да и с ножами я дружить перестала. Как стану готовить, так все пальцы пластырем заклеены — режусь и режусь. Паша смеялся, говорил, что всё пройдёт, как рожу. Я верила… — Дина смахнула набежавшие слёзы. — А потом… Лето, жара. Пожары начались, лес горел. Все мужики тушить ходили, все, от мала до велика. Я в тот день Гошку с отцом не пустила, как чувствовала что-то. Да и с Катей Паша с утра поругался. Она ж у нас прямолинейная, правду-матку бездумно режет. Вот и сказала она Павлу, что меня лечить надо, не до беременности. В эгоизме его обвинила. А он нехорошо её на место поставил, некрасиво. Типа она ему никто, он и меня, и её пожалел в своё время, так что кроме «спасибо» ничего он от неё слышать не желает. Дверью хлопнул и ушёл, даже не попрощался. — Дина замолчала, вспоминая. Словно собиралась с силами, чтобы продолжить свой рассказ. — Только, видишь, Саша, как вышло. Не вернулся он уже. Мужики сказали, замешкался, не увидел, как огонь его окружил, не слышал, что звали его, просили отойти, а в дыму не заметили, что он там в огне остался. В больнице он умер, в реанимации. Восемьдесят процентов тела в ожогах, да и лёгкие тоже поражены были. Сутки промучился и ушёл… А мы остались, с чувством вины. И никуда от неё уже не деться. Я слегла совсем, тут и угроза прерывания беременности, и руки отнялись. Врачи думали — нервы. Нервы-то нервы, только не те.
Данилов посадил плачущую жену на колени и укачивал, как ребёнка.
— Диночка, как же ты Мишку доносила?
— Сынок мой недоношенным родился, семимесячным. А ты говоришь, в развитии отстаёт. Хорошо, что живой. Мне его долго кормить не приносили, и молоко ушло. Так что Мишенька у нас искусственник. Катя кашку манную ему варила, жиденькую с сахарком на кончике ложки, у соседки молоко брали от её коровы, чтобы жирное, не сепарированное, вот так и выкормили. А у меня ноги отнялись, но в больнице полежала, прокапали, пролечили — и вот хожу пока. Руки только всё слабее и слабее. Я не хочу умирать, Саша… Не хочу!
Данилов держал её на руках, гладил волосы, целовал мокрые от слёз щёки, давая понять, что он рядом с ней и всегда будет рядом, до самого конца. Пусть недолго им быть вместе, но он постарается сделать Дину счастливой. Очень постарается.
