Приличной женщине нельзя...
Все звонки Демьяна я сбрасывала, ВКонтакте занесла его в черный список и, подумав, вообще закрыла страницу. Волны стыда накатывали на меня с неизбежностью морского прибоя, заставляя корчиться от воспоминаний о моем позоре.
Чтобы не возвращаться мыслями к моменту бегства, я занимала себя чем могла — промывала и мазала татуировку, пересаживала цветы, разбирала вещи в гардеробе, отмывала вытяжку на кухне — все это под громко орущий телевизор, забивающий голову чужими проблемами.
Татуировка, кстати, мне очень нравилась. Часы выглядели стильно, а тринадцатый час на циферблате напоминал о Джарете — Короле Гоблинов из «Лабиринта». Демьян чем-то напоминал его — поведением, глэм-роковым стилем и моим отношением к нему. Он притягивал подсознательно и отталкивал, если я включала разум.
В общем, тату мне шла — мастер был хорош. Но бесила страшно — тем, что заставляла вспоминать и тосковать по несбыточному.
Стало намного легче, когда прилетела Машка, и жизнь вернулась в обычную колею. — О, мам, отличный цвет волос! — заявила она, обняв меня в аэропорту. Вот и вся реакция на мои безумства! На татуировку лишь скосила глаз, прокол в ухе вообще не заметила.
Зато все время пока мы шли к стоянке трещала, не затыкаясь. В Лондоне было прекрасно все — музеи, музыка, парки, магазины, уличные украшения, еда, люди, улицы, папины друзья! Папины друзья были прекрасны настолько, что она покрывалась легким румянцем, когда о них рассказывала. Поэтому вечером я позвонила бывшему мужу и аккуратно поинтересовалась, у кого из его приятелей-алкоголиков голова лишняя. А то можно исправить.
— За кого ты меня принимаешь? — оскорбился он. — Они нормальные айтишники, по большей части женатые. — Так. И кто из них подкатывал к твоей дочери? — Никто! — он возмутился повторно. — Клянусь своей потрепанной печенью. — Поклянись мозгом, — потребовала я. — Его пересадить нельзя. — Чем хочешь поклянусь, даже самым дорогим! — Я была уверена, что это мозг и есть… — Вот за что я тебя люблю Ален, — вздохнул мой бывший. — Так за то, что ты единственная во мне ценишь не деньги, не рабочую визу и даже не мужское достоинство… — В твоем случае — мужской недостаток, — хмыкнула я. — Раньше ты не жаловалась. — Раньше, дорогой, я знала только обычные шоколадки, но недавно в наш гастроном завезли сникерс-макси, на двадцать процентов больше… — мурлыкнула я в трубку. — Аж прям на двадцать… — На тридцать, — прикинув в голове соотношение, обрадовала я его. — Понял, отползаю, — вздохнул экс. — Не, Ален, серьезно, если Машка в кого и втрескалась, то исключительно платонически и безответно. Если что, сам ему оторву — и не только голову.
Я бы сказала, что все стало как раньше, если бы не эти вечные напоминания о Демьяне! То вдруг вылез в разговоре с бывшим, то в тот же вечер я увидела смешной ролик про сравнение размеров «Кит-ката», совсем как в нашем разговоре. То Машка, недели через полторы после возвращения, вдруг заявила, что желает кататься на коньках.
Я отнеслась к идее с энтузиазмом, но она, поездив немного по ледяным колдобинам катка в хоккейной коробке у нас во дворе, вдруг предложила: — А давай поедем на ВДНХ с тобой? Там лед нормальный, наверное. — Нет! — я аж вскрикнула. — Ну тогда в Парк Горького… — Говорят, там народу битком, — я взяла себя в руки и на это предложение ответила чуть более вменяемо. — Езжай одна, если хочешь. Я и кататься не умею. — Я хочу с тобо-о-о-о-ой, — заканючила она. — Одной скучно! Ну ты просто посмотришь!
Я стойко выдерживала ее многочасовые вопли в младенчестве, но сломалась на нытье подростка и всего-то через пару часов непрерывного «Мам! Мам! Мам!» согласилась на каток у ГУМа. Удовольствие от катания получила правда одна она, потому что я постоянно оглядывалась по сторонам, шугаясь каждого парня со светлыми волосами.
— Пойдем, тут неподалеку отличный безалкогольный глинтвейн, — увела я наконец дочь из опасного места.
Хотя если подумать — сейчас все места опасные. Москва большая — Демьян верно сказал. Но центр маленький и мест, где в зимние выходные гуляет народ не так уж и много. Если он решит пройтись знакомыми маршрутами — будет неловко.
Особенно Машке. Я, конечно, замечала, что из ее команты доносятся в основном страдательные песенки, но раз бывший сказал, что ничего не было — скорее всего не было. Ее любовь уж слишком безответная — разница в возрасте, в географическом положении и, скорее всего, в матримониальном статусе не давали никаких шансов. Тут мама не поможет. Тут, пожалуй, клин клином.
Если же она узнает, что пока она там флиртовала с мужиками, ее мать зажигала с мальчиком, который скорее подходил бы ей — ой, что будет!
Одна мысль о том, что моей дочери Демьян подошел бы лучше, чем мне, вдруг отозвалась такой острой болью в сердце, что я аж задохнулась и закашлялась. Я даже остановилась посреди улицы, ухватилась за фонарь и попыталась отдышаться.
— Мам, что случилось? — подскакала Машка, убегавшая за очередным пряником. Как же — быть на зимней ярмарке и не попробовать все подряд?
— Все в порядке, просто подавилась, соврала я, разгибаясь — и тут же чуть не поймала еще и сердечный приступ, заметив мелькнувшие в толпе светлые волосы с розовыми кончиками.
Сделала шаг вперед, отодвигая Машку с дороги — зачем? Зачем?! Я что — собиралась его догнать? Но люди расступились — и это оказалась девчонка с таким же окрашиванием. Только и всего. Видимо, мода такая. А мне теперь в тридцать пять инфаркты ловить.
Я допила свой глинтвейн одним глотком и попросила: — Маш, давай домой, а? У меня работа еще. — Ну блин! — Машка пнула урну и скуксилась. — На следующих выходных уже все уберут! — Не уберут. Или съездишь с друзьями вечером.
Меня почему-то вдруг накрыла паника — надо скорее-скорее отсюда уйти или случится что-нибудь… что? Что-нибудь.
