Приличной женщине нельзя...
Это были лучшие зимние каникулы в моей жизни. Со времен, когда к нам два года подряд приезжал с севера мамин брат и водил меня на все подряд елки и детские спектакли в лучших театрах города. Меня тогда больше интересовали конфеты и игрушки в сладких подарках, но чуть позже я оценила ощущение сказки, которое держалось все новогодние праздники.
Словно совсем другая жизнь — кусочек безвременья и ярких огней, когда можно не думать о будущем, а просто наслаждаться красивым, вкусным и интересным.
Мы с Демьяном гуляли по городу, пили глинтвейн на пешеходных улицах, целовались под наряженными елками, спрятавшись среди колючих ветвей. Перекусывали пиццей прямо в постели или устраивали романтические ужины в ресторанах с серебряными приборами и белоснежными скатертями. Заказывали суши среди ночи, зверски проголодавшись от очередного любовного марафона, а потом не выпускали друг друга из объятий до утра и полдня отсыпались.
— Ты не хочешь с друзьями повидаться? — спрашивала я, вдруг вспоминая свои заморочки про возраст. — Ты меня выгоняешь? — щурил он прозрачные глаза и жестоко впивался пальцами в мои бедра. — Нет, но… — Все равно бы не получилось.
Его наглость оказалась напускной. О, нет, конечно, все, что он обещал сделать со мной в постели — он сделал. Но даже и близко не был эгоистом или нарциссом, заботящимся только о своем удовольствии. Скорее ласковым котиком, обожающим нежности и поцелуи. Моя кожа была зацелована, как никогда в жизни. Каждый ее сантиметр — буквально, подробно, тщательно. Даже те места, к которым за всю жизнь ни разу не прикасались мужские губы.
Демьян обожал обниматься по утрам. Кофе со сливочной пенкой и ванильным сиропом. Старые мелодичные рок-баллады. Танцевать. И пусть я танцевать не особенно умела — ему было все равно. Мы могли гулять по парку и вдруг начать кружиться под музыку из репродукторов. В его руках не требовалось знать никакие движения и фигуры — он был так хорош, что достаточно было откликаться, делать то, что казалось самым естественным — и все получалось.
Рождество мы встретили у Демьяна дома, где, оказывается, на первом этаже был камин. До этого мы как-то больше географию спальни изучали, было не до роскошных излишеств. Но Рождество с живым огнем, отражающимся в его глазах — это совсем другое дело…
Горячий эгг-ног со взбитыми сливками, которые можно слизывать друг у друга с губ, пушистый плед у камина, блики пламени на колечках в его ухе, которые я изучала языком, почему-то не в силах оторваться…
— Может быть, тебе тоже что-нибудь интересное проколоть? — продолжал искушать меня Демон.
Мало ему было татуировки, которая ждала, пока можно будет снять пленку, мало моих розовых волос под маскировкой — надо было уронить мое достоинство приличной женщины окончательно.
— Я может тоже хочу облизывать тебя… — жарко шептал он на ухо, касаясь кончиком языка завитка хряща у самой головы. — Вот тут, в этом местечке, тебе очень пойдет ящерка…
Ну и конечно, мы прокололи это местечко — это называлось форвард хеликс — и ящерка мне пошла. Правда, прокол пока болел, но Демьян уже смотрел на ящерку хищно и с предвкушением. — Потом, — говорил он. — Успею…
Словно у нас и правда было это «потом».
— У меня сегодня вечером концерт, — небрежно бросил он как-то утром за кофе. — Но там будут мои друзья. — Без проблем, — пожала я плечами. — Могу остаться дома. — Нет, какое дома? — он удивился. — Конечно, ты пойдешь. Разве не хочешь услышать мои песни?
Господи, как же с ним было легко! Он не намекал, не ждал, пока я пойму какие-то правила по умолчанию, не пытался от меня ненавязчиво избавиться. Он говорил все прямо, откровенно наслаждался моей компанией и вообще, совершенно, абсолютно не стеснялся своих чувств.
Плакал когда мы смотрели фильмы, тискал всех встречных котят и рассказывал, какая я красивая и как он меня хочет — причем в подробностях. Если сердился — это было редко — тоже говорил сразу. Это было так непривычно и так хорошо…
— Конечно, хочу, — сказала я, учась у него откровенности. — Ты сам поешь? А как же полторы октавы с которыми в оперу не берут? — Рокерам это неважно, — хмыкнул Демьян, добавляя в кофе еще немного ванильного сиропа. — Ты рокер? — Не знаю, — он задумался на пару мгновений, а потом пожал плечами: — И рокер тоже. Не люблю жанровые ограничения. Что пишется — то пишется.
В маленьком клубе, куда я приехала на час позже Демона, умотавшего готовиться, было человек двести. В том числе Настя с Дианой, Булгаков, Никита и прочие его друзья, имена которых я уже не запомнила. Они вежливо со мной поздоровались, но тусить предпочли в своей компании у бара на другом конце зала. Только Диана, веселая рыжая девчонка, снова в кроссовках и платье, время от времени мрачно зыркала, особенно когда Демон пел, глядя со сцены именно на меня.
— У тебя с ней что-то было? — привыкнув к его откровенности, я тоже спросила его прямо, когда во время небольшого антракта он спрыгнул со сцены прямо как был — в кожаных штанах со шнуровкой и босиком.
Голая грудь, покрытая потом, вздымалась от тяжелого дыхания — на последней композиции он скакал так, что я едва преодолела соблазн спросить, не занимался ли он заодно и легкой атлетикой.
Глаза были густо обведены черным — и ни единая линия подводки не размазалась даже после таких интенсивных упражнений. Интересно, нормально ли интересоваться у своего любовника, какой косметикой он пользуется?
— Нет, но Диана считает иначе. Забей, она привыкнет.
Демон поцеловал меня прямо на глазах у всего зала, и мне было одновременно приятно — такой популярный парень, от которого только что визжали все девчонки, выбрал именно меня. И странно — я же взрослая женщина… а, к черту! Если другие взрослые женщины тащатся от Дамиано из Måneskin, то мне тоже можно!
