Бывшие. Запрети мне тебя любить

— Ты вещи ведь ещё не собирала? — интересуюсь, открывая дверцы одного из кухонных шкафов.

Невольно морщусь, потому что на полке стоит только чай — никакого кофе нет в помине.

— Нет, не собирала, — отзывается мама.

— Ну и хорошо, сейчас вот чай попьём, и я сама тебе всё соберу, — выдыхаю облегчённо, а то, зная маму, заранее предполагаю сколько всего придётся загрузить в машину. — Если выедем в течении часа, успеем доехать к вечеру, чтобы не по темноте. Ты же не любишь по ночам в дороге… — продолжаю на своей волне.

— Нет, дочь, — тихо прерывает мой монолог женщина. — Не надо вещи собирать.

Недоумённо оглядываюсь, приподнимая бровь в немом вопросе.

— Не поеду я никуда, — дополняет она с грустной улыбкой. — Как же я это всё оставлю? — обводит рукой пространство она, явно имея в виду не только кухню. — Да и в мои года переезжать в другой город — не самая лучшая идея. Уж лучше я здесь останусь.

Надеюсь, это она так пошутила…

Неудачно!

— Ма-ам, — бросаю в её сторону укоризненный взгляд. — Мы же всё обсудили. И комнату тебе даже приготовили, — вздыхаю устало, усаживаясь на стул рядом с ней. — Ты же сама сказала, чтобы я за тобой приехала, — беру за руки, слегка сжимая. — Ну, так чего теперь?..

В серых глазах мелькает вина и сожаление. Но, похоже, это совсем не те эмоции, которые вынудят маму изменить решение.

— А разве иначе бы ты приехала? — натянуто улыбается она, а по бледной щеке скатывается первая слеза. — Столько лет прошло, а ты ни в какую… — добавляет, коротко всхлипнув. — Хоть денёчек побудь со мной. Соскучилась же я по тебе. Так давно не видела.

Теперь чувство вины настигает уже меня.

— Ну прости, — бормочу себе в оправдание.

Обнимаю самую дорогую и любимую женщину на свете, чувствуя, как в душе разливается горечь. За последние шесть лет она сама не раз приезжала ко мне в гости, когда здоровье позволяло, но я сама ни под каким предлогом не поддавалась уговорам навестить отчий дом. Слишком много здесь того, что не даёт свободно дышать.

— Ничего, милая, — ласково гладит ладонью по голове мама. — Ничего. Я всё понимаю. Всё хорошо, Жень. Правда…

Большего она не говорит. Но нам обеим и без того понятно, что остаётся в том последующем молчании, которое длится следующие минуты, пока свисток закипевшего чайника не нарушает краткую идиллию, наполненную тенью прошлых обид и разбитых сердец.

— Так ты чай будешь? — спохватываюсь запоздало.

Мама кивает, утирая слёзы, а я выключаю газ, после чего берусь за заварку её любимого напитка из суданской розы. К чаю достаю пирожные, найденные в холодильнике, и выкладываю на небольшое блюдечко.

— Сама-то тоже голодная, — укоризненно подмечает мама, как только я ставлю приготовленное перед ней. — Там в духовке мясо запечённое есть... — не договаривает, намереваясь подняться с места.

Но я останавливаю, усаживая обратно.

— Не хочу, — мотаю головой в отрицании. — Я потом, ладно? Ты лучше чай пей, — невольно улыбаюсь, глядя на неё.

Всё-таки, давно никто так не заботился обо мне, невзирая на собственное состояние.

Как же я скучала по маме!

— Ну, смотри у меня, — подозрительно прищуривается в ответ родительница.

Снова улыбаюсь.

Правда моя радость длится недолго.

Из-за распахнутого настежь кухонного окна с улицы доносится звук заведённого мотора. Узнаю его из тысячи других.

Такой громкий.

Пробирающий до глубины души…

Невольно сжимаю кулаки в попытке унять не на шутку разошедшееся сердцебиение, до боли впиваясь в ладони ногтями.

Подумать только!

Вот опять, как самая тупая малолетка, реагирую на малейший признак Его присутствия! Ненормальная. И такая же всё-таки дура!

— Арсений снова балуется, — улавливает посторонний шум и мама. — С тех пор, как старший брат переехал, с утра до вечера только и красуется перед соседскими девчонками на его прежней машине. Ещё тот загульщик, — хмыкает в довершение она.

Сердце пропускает удар. Мне будто бетонная плита на голову рушится. От известия о том, что Рупасова-старшего нет поблизости, вопреки моей несносной мнительности, я абсолютно точно должна испытывать облегчение. Вот только почему-то сейчас со мной происходит совершенно иное.

Да и проклятый орган в моей грудной клетке никак не желает успокаиваться.

— Устала я что-то, — нахожусь с первым же предлогом, чтобы остаться ненадолго в одиночестве. — Пойду прилягу. Посплю немного. А ты подумай ещё раз. Тебе нельзя тут одной и дальше. Лучше бы ты со мной поехала, — добавляю через плечо, поднимаясь по лестнице на второй этаж.

— Лучше бы ты тут осталась, — доносится мне вслед тихим сожалением.

Ничего не отвечаю ей. Учитывая природную упёртость матери, уже знаю, что она в любом случае не передумает… как и я.

Добравшись до своей комнаты, тут же достаю телефон и набираю мужу. Рома берёт трубку почти сразу, что довольно удивительно, учитывая степень его извечной занятости. Обычно всегда перезванивает сам. Намного позже.