Приличной женщине нельзя...
Уже стемнело, и каток сверкал огнями, как волшебная игрушка. Сиял бриллиантовый лед, перемигивались яркие украшения, множество людей каталось по дорожкам, залитым по всему ВДНХ — от самого входа, вокруг фонтанов, даже к киоскам с фастфудом можно было подъехать, не снимая коньков. Какой невероятный контраст с теми годами, когда я бродила тут в темноте и только хрипящие динамики напевали что-то новогоднее, заглушаемые свистом ветра! Все вокруг улыбались, хохотали, делились восторгом с друзьями и незнакомцами, ели какую-то вкуснятину прямо на ходу. Мое слегка поувядшее после отъезда дочери новогоднее настроение стало понемногу выправляться и наливаться сиянием. А ведь с утра я даже на елку дома смотрела в сомнениях — может, убрать? Для кого она тут стоит, если Машка все равно свалила к отцу в Англию? Он там удачно устроился в филиале своей фирмы, за несколько месяцев обжился и щедро пригласил нас похвастаться новой жизнью. Мне бывшего не хотелось видеть даже в Лондоне, а вот дочь поскакала с большим энтузиазмом и уже несколько дней присылала фоточки рождественских ярмарок, украшенных гирляндами сказочных домиков и катков у стен Тауэра и в Гайд-парке. Наверное, они меня и навели на мысль тоже съездить на наши катки, которые ничем не хуже! Я шла вдоль ограждения, любуясь тем, как красиво скользят девочки в коротких шубках, парочки, держащиеся за руки и целая компания молодняка лет двадцати. Красивые парни и пара девчонок среди них. Парни, по понятным причинам, интересовали меня куда больше. Вообще, я в последнее время стала засматриваться на ребят, которые по возрасту ближе к моей дочери, чем ко мне. Как же обидно, что в моей юности таких не было!
Все-таки последние пятнадцать лет изобилия ресурсов положительно отразились на внешности парней. Помню, в мои шестнадцать выбор был небольшой — либо быдловатого вида крутые пацанчики, уверенные, что мир принадлежит им. Лица, не обезображенные интеллектом, стрижки почти под ноль — товарищ старшина будет доволен, мечты о личных тачках и планы пойти работать в ментовку или в бизнес. Либо задроты с немытыми патлами, гитарой за спиной и заумными разговорами о Кастанеде. Как некий компромисс между теми и этими были еще всякие субкультуры типа металлистов, эмо, готов, панков…
В общем, разнообразно — но как-то так разнообразно, без особого выбора. Если хотелось симпатичного, да еще чтобы умел пользоваться парфюмом, хорошо выглядел, мог поддержать беседу, то гот он, панк или настоящий пацан — уже было неважно. Приходилось брать, что дают. А нынче… один высокий, стильный, даже на каток вышел в полупальто и с повязанным по-шерлоковски шарфом. Даже странно, что без зонтика-трости. Другой — в белом лыжном костюме, с андеркатом и выбритой бровью, даже на месте спокойно не стоит, пританцовывает на фитнес-коньках. Третий — с выбеленными волосами, крашенными на концах в розовый, десятком колечек в левом ухе и в расстегнутой косухе, под которой майка обтягивает мышцы груди. У меня аж материнский инстинкт пробуждает — так и хочется рявкнуть: «Свитер надень!» А он мало того что не надевает, так еще и ту маечку задирает как бы ненароком, демонстрируя стиральную доску вместо живота. Четвертый — бычок такой мощный. Вот он и в свитере под горло, и в штанах камуфляжных и взгляд такой — суровый, исподлобья. Но двигается легко, словно на коньках родился. Пятый — явный мажорчик в куртке с огромной надписью Balenciaga. Да и прочие шмотки у него явно брендовые и недешевые. Но выражение лица такое, что ясно — он во всем этом модном обвесе с удовольствием попрется со всей компанией хоть в глухой лес, хоть в дом с привидениями, хоть на запрещенные гонки на заброшенной военной ВПП. Я стояла, облизываясь на каждого из них и в первый раз в жизни, кажется, думала: «Эх, где мои шишнаццать лет!» Я бы — ух! Я бы — ах! Я бы не была такой приличной книжной девочкой, какой была в свои шестнадцать! А Машке, кстати, совершенно пофиг — ей интереснее фанфики по Гарри Поттеру писать, и облизывается она на старых пердунов типа Дженсена Экклза или Алана Рикмана. Нет, не спорю, Алан Рикман прекрасен. Но он уже умер! А она только смеется и отвечает: «Какая разница?» Один из парней, тот, что с выбеленными волосами и розовыми прядями, отделился от группки друзей и лихо прокатился по кругу, разгоняясь все быстрее и быстрее, а потом сделал «ласточку» и сразу — закрутился, весь вытягиваясь вверх. Казалось, он может вот так вертеться бесконечно долго. — Ух, какой! — выразила мои чувства женщина лет пятидесяти рядом со мной. Она пришла с пятилетней девочкой и подбадривала ее, стоя за оградой. — Прыгни еще! Прыгни! Умеешь? Парень обернулся к ней, мотнул подбородком и снова покатился по кругу — вывернув обе ступни наружу и разведя руки в стороны. — О, посмотрите, молодец какой, «кораблик» умеет! — снова восхитилась женщина. — Похоже, серьезно занимается. Я покивала с улыбкой — добавить мне было нечего, в фигурном катании я понимала примерно ничего. Зато вместе с соседкой по заборчику с удовольствием смотрела, как ловко светловолосый перетекает из одного элемента в другой, словно это ему вообще ничего не стоит. Ощущение обманчивое — я пару-тройку лет назад пыталась встать на коньки, чтобы разнообразить наш с Машкой зимний досуг. Максимум, на что меня хватило — проковылять вдоль бортика до следующего выхода и с позором рухнуть на скамейку. Лед, правда, у нас во дворе был не такой гладкий. Вообще, удобно быть взрослой тетенькой, которую никто не заподозрит в амурном интересе к молодняку возраста наших детей. Можно беспалевно пялиться на этот молодняк, пуская слюни, а потом пожаловаться на то, что твои отпрыски не торопятся заниматься спортом. — А я вот внучку заинтересовала! — похвасталась женщина. — Говорят, можно на коньки с трех лет ставить, но мы дотянули до пяти, страшно было за юные косточки. Зато от «Ледникового периода» ее теперь не оторвать. — Моя в Лондоне на катке сейчас зажигает! — зачем-то соврала я, демонстрируя на телефоне фотографии, сделанные Машкой на демонстративно-вежливом отдалении от того катка. — Ну молодец, молодец… — как-то неискренне порадовалась женщина и принялась звать свою внучку: — Есения! Давай сходим покушать! — Ну ба-а-а-а… — заканючила та. Парни тем временем разъехались в разные стороны и принялись раздавать зевакам, глазеющим на каток яркие листовки. Я дождалась своей очереди и разочарованно выдохнула: «Скидка на билет 5%!» Они тут не по зову души выпендриваются, оказывается. На работе люди. Светловолосый, не глядя сунувший мне рекламку, услышал мой вздох и вернулся. — Согласен, пять процентов жлобство, — заявил он так, словно мы с ним сто лет уже знакомы и давно обсуждали маркетинговую политику катка. — Давай я тебе свою карточку дам, там двадцать процентов, а коньки в прокате все равно хреновые. Уломаю Дианку дать свои погонять на часик. — Зачем?.. — оторопела я и зачем-то принялась впихивать ему листовку обратно в руку. — Мне не надо! — Да какое не надо! Ты же уже полчаса на нас пялишься, как девочка со спичками на камин в богатом доме. Конечно, надо! Идем! Листовку он у меня забрал, но взамен протянул свою ладонь. Вблизи его уже не хотелось закутывать в шарфик и требовать надеть шапочку — от его тела пыхало жаром, как от печки, только что пар не шел. Светлые до прозрачности глаза смотрели нагло и дерзко — никакого уважения к взрослой приличной женщине!