Заставь меня остановиться
Глава 8
А я думала, что у меня пустой холодильник. Нифигашечки. Богдашка-то недалеко от меня отошел. Отличие от моего холодильника состоит лишь в ветчине и еще парочке несущественных продуктов. Четыре яйца ему, ага-угу. В коробке осталось всего лишь одно. Понимаю, что ему оно как мертвому припарка. К счастью, голова все же работает. Обшарив кухню, нашла здесь не только идеальный порядок в ящиках и полках, но и муку. У Лукьянова определенно есть женщина. Ибо содержать крупы в таком порядке, да еще и с надписями на контейнерах от какого они числа – это совершенно точно не мужское дело. Какое счастье, что я не встретилась с этой женщиной здесь. Мордобоя было бы не избежать. Только бы сейчас не приперлась. Волосы мне точно вырвет. А у меня сейчас реакция некстати, отбиться вряд ли смогу.
Недолго думая, достала из холодильника ветчину, сыр, оставшееся яйцо и слегка просроченный кефир. Ничего, прочистит кишечник, если что. Смешала все продукты, добавила муку, соду и мелко порубленную зелень. Тесто получилось то, что нужно. А вот дальше произошел затык. Чертова плита оказалась газовой. Помучалась я с этой стервой приличное время. Точно не засекала, но отведенные пятнадцать минут, по ощущениям, – прошли. Однако хозяин не явился, и я продолжила готовить завтрак.
Лепешки получились настолько красивыми, что у меня у самой, несмотря на недавнее состояние, потекли слюни. Плевать на просроченный кефир, там всего-то два дня просрочки. Не отравлюсь. Вот только есть без хозяина, ну совсем дурной тон.
Не зная, чем себя занять, поставила чайник. Второй затык произошел, когда я открыла шкафчик и взглянула на кружки. Одна с именем «Богдан», и недалеко от нее маленькая чашка с именем «Ника». Черт возьми, мне крупно повезло, что этой Ники в доме сейчас нет. А если есть?!
– Не понял, где мой омлет? – резко поворачиваюсь на внезапно возникший позади меня голос.
– У вас нет яиц. Точнее есть, но только одно, – спокойно произношу я, доставая из шкафчика кружку с его именем и еще одну – безымянную, для себя.
– Это вряд ли, я только что из душа, на месте оба. Ты можешь в этом убедиться прямо сейчас, заодно проведешь осмотр sсrotum, – с ухмылкой произносит он.
– У вас нет куриных яиц. Так понятно?! – взрываюсь я, совершенно не контролируя себя.
– Более чем. Это печально, – вешает пиджак на спинку стула и расстегивает верхнюю пуговицу белоснежной рубашки. – Мне две ложки кофе.
Заваривать при нем кофе – оказалось весьма сложной задачей. Кожей чувствую на себе его взгляд. И так становится не по себе, что хоть вешайся. Лукьянов видел меня почти голой. А что он еще видел… это просто капец. Стыдоба. Как мне смотреть ему в глаза после всего этого? Есть еще одна существенная загвоздка. На мне были чулки. И я совершенно не помню куда они делись. В ванной я их не снимала. Лукьянов вроде бы тоже. Где они, черт возьми? Мысль о том, что их кто-то снял с меня, когда я была в отключке – добивает. То, что меня не изнасиловали, это факт, я бы уж как-нибудь это почувствовала. Белье, в конце концов, было на мне. Да и кто будет это делать, когда вокруг меня были, прости Господи, выблеванные помидоры. Черт, возможно, рвота спасла меня от изнасилования. Офигеть.
Ставлю чашку с кофе около его тарелки и кладу рядом вилку. Вид у моего козлиного спасителя, мягко говоря, озадаченный. И недовольный.
– Это что? – брезгливо интересуется Лукьянов, смотря на приготовленный мной завтрак.
– Ваш завтрак. Что-то типа мини лепешек. Ну или блинчиков. Не знаю как их назвать. Это вкусно. Там ветчина, сыр, мука… одно яйцо, ну и… да неважно. И я туда не плевала.
– Закрой…
– Рот? – не даю ему договорить.
– Кухонный шкафчик, – спокойно произносит он, не скрывая улыбки. – Люблю, когда все по местам.
Закрываю дверцу шкафчика, беру чашку и сажусь напротив него за стол, наблюдая за тем, как Богдан, черт возьми, как его отчество, отправляет в рот содержимое тарелки. К гадалке не ходи – скажет невкусно. Ну или еще какую-нибудь гадость.
– Так неинтересно, – c недовольным лицом сообщает он.
– Вы о чем?
– Я думал тебя знатно потроллить с готовкой, а ты бац и не рукожопая.
– И вы так просто в этом признаетесь?!
– Ну а чего не признать очевидные вещи. Хоть что-то ты умеешь делать. Или это единственное выученное тобой блюдо?
– Я хорошо готовлю, – жестко произношу я, откусывая результат своих трудов.
– Пришлось научиться, когда мама слегла после болезни Лайма? Или когда слег папа?
– Прекратите. Мои родители здоровы.
– И не грибники.
– Не грибники.
– Ну тогда расскажи мне, Анна, про болезнь Лайма. Начнем с возбудителя.
– Я не буду ничего про него рассказывать.
– Потому что ничего не знаешь. Мысленно поставил себе галочку. На завтра к мочеполовой системе прибавляется еще и боррелиоз.
– Мышцы я вам тоже не буду рассказывать.
– Топишь сама себя, я про них уже забыл. В четверг спрошу про мышцы. А то тебе многовато на завтра после интоксикации учить.
– Вы прикалываетесь? Неужели непонятно, что после всего случившегося я не буду проходить с вами и у вас практику?! Вы убирали за мной блевотину, видели почти голой, да… блин. Все, хватит. Я напишу завтра заявление в деканате и попрошусь на другую базу.
– Скажи, а ты когда видишь своих бывших парней, убегаешь, сломя голову?
– В смысле?
– В прямом. Они тебя не только обнаженной видели, но и еще куда более интимнее вещи делали с тобой. Так вот резонный вопрос, ты что делаешь, когда их видишь? А если один из них будет с тобой в дальнейшем работать? Побежишь увольняться? – молчу, не зная, что ответить. На смех ведь поднимет, если скажу, что парней-то у меня и не было, да и голой никто не видел. – В двадцать один год пора бы и повзрослеть, тебе не кажется? – не дождавшись моего ответа, продолжил он. – Кстати, вкусно. Спасибо за завтрак, – отпивает кофе, вглядываясь в мое лицо. – Пойдешь в деканат – я лично поговорю с деканом и будешь вместо месяца практики – проходить два. У меня, – с улыбкой произносит он. – Сегодня так уж и быть я отпущу тебя пораньше. И то, только потому что ты не в лучшей форме, ну и для того, чтобы ты выучила то, что надо.
