Давай останемся врагами
Почему-то я думала, что у входа в паб увижу уже изрядно поднадоевшие атрибуты любого нового заведения: шарики, окаймляющие надпись «МЫ ОТКРЫЛИСЬ»; промоутеров в костюмах лепреконов, раздающих флаеры прохожим; многословного ведущего-«тамаду», пытающегося расшевелить публику, скучающую в ожидании момента, когда закончится эта пытка конкурсами и викторинами и наконец-таки распахнутся двери заведения.
Однако ничего подобного я не увидела. Никаких шариков, промоутеров, ведущих и близко не было. У входа, словно грибы на поляне, небольшими компаниями стояли парни и девушки, что-то оживленно обсуждали, спорили, смеялись. Издалека это больше походило на встречу старых друзей, чем на открытие.
Пока мы приближались к пабу, я внимательно разглядывала его экстерьер. Фасад, выкрашенный темно-зеленой ещё блестящей своей новизной эмалью. Посередине — слегка утопающий вглубь вход с белой витражной дверью и небольшим тамбуром. Над входом — вывеска «ÉIRE PUB» из больших ярко-белых деревянных букв, закрепленных на прямоугольном щите. Справа и слева от вывески — выдвинутые вперёд и слегка покачивающиеся решетчатые фонари. С каждой стороны от входа — по три высоких (в человеческий рост) окна с деревянными рамами кирпично-красного цвета и традиционными переплетами. Они делили каждое окно на множество маленьких оконных квадратов и придавали им тот неповторимый вид, который сразу всплывает в памяти при словосочетании «ирландский паб».
Внутри было шумно и многолюдно, пахло хмелем, жареным мясом и немного краской (давал о себе знать ремонт). Несмотря на толпу, мне удалось кое-что рассмотреть. Зал был довольно просторным и уходил вглубь здания. Справа от входа тянулась сверкающая бутылками, бокалами и бирками пивных кранов барная стойка, напоминающая огромную букву «Г». Дальше — открывающаяся в обе стороны дверь на кухню, а за ней, в дальнем правом углу, — оборудована небольшая сцена, на которой три девушки в зеленых платьях под аккомпанемент скрипки и аплодисменты посетителей отбивали ногами знаменитый на весь мир ирландский сольный танец. По центру зала, отделенного двумя рядами кирпичных колонн, на которые опирались массивные потолочные балки, стояли деревянные столики с деревянными стульями. Похожие столики и стулья стояли слева, но они были длиннее и одной из сторон примыкали к тянувшимся вдоль стены кожаным диванам. В дальнем левом углу находились туалеты.
На кирпичных стенах висели картины, фотографии, старые карты, деревянные ящики-полки с пустыми бутылками из-под пива и виски разных форм и цветов, инсталляции из пивных банок, пробок, этикеток, бирдекелей* и прочего пивного «мусора». С высокого потолка свисали светильники в форме перевёрнутых тарелок.
Преобладание в интерьере паба дерева и камня придавало ему неповторимый уют. Но больше всего меня поразило и обрадовало то, что в обустройстве паба широко использовалась древесина из отходов (точнее, того, что люди привыкли считать отходами, пригодными разве что для растопки печей и каминов). В этих стенах старые вещи на радость людям словно обрели вторую жизнь. Так, например, некоторые столешницы были собраны из дубовых клепок** старых бочек от ирландского виски с выжженными на них клеймами известных (и не очень) марок. Да и сами старые дубовые бочки кое-где заменяли собой столики. Во всем этом можно было усмотреть своеобразную связь с прошлым, а подлинные вещи из Ирландии придавали заведению аутентичность, перенося посетителей за много тысяч километров от дома.
Ваське тоже удалось меня приятно удивить. Пока я разглядывала зал, она нашла хостес и что-то сказала той на ухо. Привлекательная брюнетка в изумрудном платье заглянула в свой планшет и проводила нас к одному из лучших столиков недалеко от сцены.
— И что ж ты ей такого сказала? — поинтересовалась я.
— Сказала, что мы — журналистки из *** (Васька назвала столичный светский паблик). Приехали освещать открытие их чудесного заведения. Я ведь предполагала, что сегодня здесь будет не протолкнуться, поэтому заранее позвонила, чтоб нам лучшие места забронировали.
— Интересно, а вранье как-нибудь влияет на карму? — с задумчивым видом спросила я.
— Ну, если оно никому не вредит, то не влияет, — невозмутимо ответила Васька. — К тому же это не совсем вранье, я ведь иногда пишу заметки для этого паблика. То, что их не публикуют, уже другой вопрос. Скажем так — всего лишь вопрос времени.
— А, ну тогда конечно, — с усмешкой согласилась я.
Васька хотела еще что-то добавить, но тут подошел официант: мы стали рассматривать меню.
— Пиво и виски не буду. Терпеть их не могу, — капризным (словно она и правда была избалованной столичной журналисткой) голосом сказала Васька. — А вот коктейль, пожалуй, выпью.
Мы заказали по коктейлю с десертами, но стоило официанту принести заказ, как объявили выступление Кости Рыжего. Люди с улицы гуськом потянулись в зал.
Свет немного приглушили; на сцену вышел высокий парень — и он действительно был рыжим. Парень показался мне смутно знакомым, но я никак не могла вспомнить, где и когда могла его видеть.
— Слушай, — обратилась я к Ваське, которая невозмутимо попивала коктейль и лопала десерт, — мне кажется, я его знаю. Но вот не помню, откуда. Тебе он не кажется знакомым?
Васька прищурилась:
— Не-а. Я б такого урода точно запомнила.
Надо сказать, что парень вовсе не был уродом, просто после вероломства возлюбленного подруга предвзято относилась к противоположному полу, особенно — к его отдельным представителям, которым при рождении досталось имя Константин.
Носители этого имени в глазах Васьки приравнивались к самым страшным преступникам, а потому во время выступления Рыжего она вела себя безобразно: корчила рожи, постоянно его передразнивала, и в финале вынесла вердикт, что выступление совершенно не смешное. Складывалось впечатление, что именно Рыжий, а не Васин, изменил Ваське с красоткой в бикини.
Допив свой коктейль, я хотела напомнить, что мы вообще-то пришли в паб отрываться и веселиться, а не бурчать и цепляться к людям — тем более, что шутил Рыжий в целом неплохо.
