Твоя (не) родная семья

Поднимаю со стола записку: «Мы у мамы».

Всего три слова.

Даже через лаконичный текст я чувствую обиду. Достаю телефон, вспоминаю, что несколько дней он был отключен, и набираю номер мужа.

Он отвечает не сразу. Гудков через пять.

– Чего тебе надо? – голос сдавленный, словно я три дня пропадала в клубах, а не на работе.

– Я получила работу.

– И зачем ты мне это говоришь? – в голосе детская заносчивость и обида. – Ты же уже все выбрала для себя! Работу вместо семьи!

– Хватит, – морщусь я. – Где Сенька? Я привезла ему подарок.

– Со мной.

– Когда приедешь?

Почему сбежал, даже не спрашиваю. Меня не было, а ему одному с ребенком тяжело. В том, что он вернется сегодня, тоже не сомневаюсь. Одной с ребенком тяжело и свекрови.

– Скоро! – с неудовольствием заявляет он, и бросает трубку.

Со вздохом заглядываю в холодильник. Пусто. Зачем ходить в магазин, если можно перебиться у мамы. Я сажусь на стул, рядом стоит дорогущая железная дорога, от которой еще пахнет столицей… Сложно сказать, насколько было легче с Олегом Давыдовым и офисными змеями, чем здесь.

Дома меня снова как будто плитой придавливает.

Я жду Игоря и готовлюсь к бою. Не позволю разрушить то, чего добилась. Если начнет ломаться, просто пошлю его. Потому что сил на что-то его уговаривать больше нет.

Звук ключа в замке раздается через полчаса. Быстро же прибежал.

Но первым я вижу улыбающегося Сеньку, который сначала кидается ко мне с криком:

– Мама приехала! – а затем к железной дороге. – Это что?! Это мне, мамочка, спасибо!

Я начинаю смеяться от его искренних поцелуев. Сенька растапливает сердце и решимость. Игорь стоит надо мной, как скала, сложив на груди руки.

– Что там с работой? – с неудовольствием спрашивает он.

– Получила.

– Ты Сеньку бросила на три дня, – с обидой, словно это его бросили, заявляет муж. – Он плакал, ночью тебя звал, почти не ел, как ты могла!

Я глажу ребенка по голове, Сенька в это время распаковывает коробку.

– Знаешь, – вздыхаю. – Я не в настроении для твоих манипуляций. Я Сеньку не бросила, а оставила с тобой. Ты же ничего не делаешь, а кто-то работать должен, или как?

Он ошарашен отпором, в глазах появляется испуг.

– Твою зарплату выплатили, – вдруг лепечет он. – Я ходил, разбирался. Всю до копейки! Чего ты хочешь, в Москву ехать? Я не поеду! И Сеньку – куда? Там знаешь, сколько садик будет стоить? Потом обратно переезжать…

– Я могу поехать сама.

– Да ты что, Мил, – начинает ныть он. – А ребенка, что, бросишь? Да как же Сенька без тебя?

Я замечаю, что ребенок перестал возиться с железной дорогой.

– Мам, ты уезжаешь?

– Никуда я не уезжаю! – я зажимаю ему уши, прижимая к себе. – Хватит! Зачем ты говоришь такое при ребенке?

– Не я же собираюсь на свою новую супер-работу аж в Москву! – резко кидает он, и я понимаю, что он завидует.

Его просто сжирает зависть, что меня туда позвали.

– Хватит мечтать! – бормочет он. – Тебя ждут на старой работе. Тетя Анжела сказала, чтобы ты завтра выходила. Тебе сделали прибавку и премию дадут.

Он выходит, пока я тискаю и целую малыша. Но мысли далеки от умиления. В них тревога. Игорь – с ним все ясно, он не хочет ничего менять, напрягаться, хочет жить так, как жил раньше. А я мешаю далекоидущим планам по продавливанию диванов.

Я ощущаю волную злости. Она такая сильная и непривычная, что в первое мгновение я ее пугаюсь. Прибавка, премия, и место меня ждет, хотя эта коза грозилась, что не дождется. Они сговорились. Первый поход против меня не сработал. Они предприняли второй. Теперь будут уговаривать остаться.

– Мама, поможешь собрать?

– Конечно, – бормочу я.

Мы тащим коробку в комнату. У меня в горле ком после разговора с мужем. Прежнее болото начинает затягивать меня и только новенькая, шикарная железная дорога напоминает, что сказка совсем рядом – только руку протяни.

– Мам, ты же не уедешь? – с тревогой спрашивает малыш и ком становится больше и болезненней.

Я не могу сказать, что уеду, глядя в большие распахнутые глаза, на дне которых затаился пожирающий страх потери мамы. Его нельзя здесь оставлять. Сенька никому не нужен кроме меня. Кто будет таскать его в сад, играть, развивать? Пристраивать, когда сад не работает, водить на кружки? Я уже придумала, что отдам его в кружок робототехники – здесь есть один такой, и на верховую езду, когда пойдет в первый класс. Но это нужно только мне. Ни бабушка, ни отец его туда водить не будут.

Долбанный Давыдов.

Мечта рушилась на глазах.

Я представляю, как Сенька будет лежать один в постели и тихо плакать каждый вечер из-за того, что мама его бросила. Я не могу так поступить. Просто не могу. А Игорь… Он со мной не поедет. Ему проще будет пользоваться помощью мамы, когда я уеду. Потому что вторую такую дуру, как я, он не найдет, и другой женщины у него не будет.

Мы собираем железную дорогу, я встаю и иду в соседнюю комнату к Игорю. Он снова за компьютером в игре, на голове большие наушники, через которые прорываются взрывы и игровая музыка.

– Никогда не смей говорить такое при ребенке! – шиплю я.

Мне хочется влепить ему пощечину. Испуга в Сенькиных глазах я простить не могу.

– Тебе что опять от меня надо? – с раздражением и вызовом спрашивает он, срывая наушники с головы.

– Не смей его пугать, понял? – я молчу, а затем решаюсь. – Отпусти его со мной. В Москве у него будет больше перспектив. И тебе же будет проще, не придется им заниматься.

– И с какой стати? – с чувством превосходства спрашивает он. – Ты ему вообще не мать, поняла?

– Говори тише. Он считает меня матерью, понял? – перехожу я на шепот.

– И что? Катись сама в свою Москву. То, что он тебя мамой называет, вообще ничего не значит. Это мой сын.

– А то, что ты своим сыном не занимаешься, это как, тоже ничего не значит?