Замуж с осложнениями
— А что, игры ещё идут? — оживляется Азамат.
— А как же! Конные уже прошли, а сейчас бои. После обеденного отдыха финал будет. А завтра уже лучники… Сходил бы, о себе напомнил. Ты как Непобедимый в любое время в игру вступить можешь.
Азамат поворачивается ко мне, и я сразу понимаю, что он готов хоть сию секунду туда помчаться. Ещё бы, так страдал, что нет достойного противника…
— Ты не против, если мы после обеда… — начинает он, и мне даже смешно делается.
— Конечно, сходим, можешь и не спрашивать, я знаю, что ты хотел на игры попасть.
Азамат целует меня в висок, а Старейшина только посмеивается, глядя на нас.
До начала финала ещё три часа, так что мы отправляемся домой, чтобы пообедать и переодеться. Мне полагается нацепить что-нибудь подороже и покрасивее, а Азамату — спортивное. Унгуц проходится с нами до дома Старейшин, и я обнаруживаю очевидную практическую пользу от высокой стороны города: сзади в дом можно войти без лестницы, там порог вровень с землёй. Мы же идём дальше и по дороге заходим на тот рыночек, который обнаружили утром, закупаемся там ещё горой фруктов, чомой, сыром и тушкой ягнёнка, на которую я предпочитаю не смотреть, чтобы не портить себе аппетит. Я понимаю, конечно, что молодое мясо вкуснее, но…
Азамат весело насвистывает, подготавливая ножи для свежевания, и я решаю, что на кухне мне сейчас делать нечего, так что пока отправляюсь фотографировать сад для маменьки.
Сад у нас, по моим меркам, просто прекрасный: много тенистых деревьев, из них довольно большой процент со съедобными плодами, а под ногами плотная низкая травка, на которой можно посидеть и полежать. А главное — ничего не надо полоть! Хотя некоторые кустики я бы подстригла, да, особенно колючие.
В саду довольно зелено, потому что многие деревья тут явно не сбрасывают листву на зиму. Листья сплошь крупные, тёмные и блестящие, а под ними висят сморщенные прошлогодние плоды, которые никто не убрал. Некоторые деревья увиты какими-то дикими родственниками тыквы, ипомеей и ещё всякими лианами. У белых цветочков в траве длиннющие малиновые тычинки, как выставленный язык. В одном углу сада обнаруживаю сгущение белых цветочков, которые опознаю как дикий лук. Надо сказать Азамату, а то он его купил, а ведь есть свой…
Когда возвращаюсь в дом, ягнёнок утрамбован в булькающий котёл, и я вздыхаю с облегчением. Поскольку Азамат всё ещё чем-то занят на кухне, я приношу туда же бук и сажусь перекидывать маме фотки.
— У нас там лука целая делянка, — говорю. — Можно не покупать.
— Да? Это прекрасно. Надо только проверить, не выродился ли… за столько лет.
От мамы пришло письмо, что она довязала свитер. (Вот это я понимаю, скорость! Видимо, азарт разобрал. )
— А где, — спрашиваю, — у вас тут почта?
— А как раз рядом с игровым полем. Слушай, точно, надо ведь твоей маменьке куклу отправить.
— Ага. Да и от неё тут посылочка ожидается. Номер туннеля скажи?. .
После еды мы быстренько собираемся. Азамат вспоминает, что не сунул вчера стирать свою рубашку моего изготовления, и очень сокрушается по этому поводу — на игры положено являться в самом нарядном и только на месте переодеваться в спортивную форму. Утешаю его, как могу, а сама тихонько строчу маме сообщение на телефон, чтобы поскорее отправляла, потому что уже нужно.
Меня полагается одеть во всё самое яркое, чтобы издалека заметно было. Я чувствую себя немного выставочным экспонатом в музее игрушек, но уклад есть уклад, а я действительно хочу, чтобы Азамату все позавидовали. Так что послушно наряжаюсь в оранжевую водолазку с синей юбкой и белый полушубок, в котором, конечно, слишком жарко, но там ведь придётся долго сидеть под открытым небом, лишним не будет.
К месту игр мы едем на машине на север. От города это недалеко, минут пять всего, но Ахмадмирн там уже намного шире, наконец-то видно, что это великая река. Наша цель — огромное поле в локальной впадине, на естественных склонах которой установлены плетёные сиденья, как у Азамата в прихожей. Мы проезжаем вдоль края впадины до подножия восточных гор, где и выходит почтовый туннель. Выбравшись из машины, подходим к неприметной пещерке. Оттуда вдруг раздаётся поток страшных проклятий.
— Не помню, говорил я или нет, — произносит Азамат, — но туннель довольно ненадёжный, очень ценных вещей лучше не посылать. Впрочем, если там сейчас у кого-то что-то съелось, то в ближайшие дней десять это вряд ли повторится. Там есть некоторая периодичность.
Пещера довольно большая, и я с облегчением понимаю, что она оборудована как любая нормальная туннельная почта на Земле или на Гарнете, а именно — автоматическая. Это значит, что посылать и получать можно в любое время, а не только когда служитель на месте. От выхода туннеля, который припрятан где-то в глубине, по движущейся ленте посылки выезжают в зал, сканеры считывают с них имя получателя и отправляют в соответствующий ящик. Собственно, в зале только ящики и видны, на много метров в обе стороны.
Мы идём минуты две, пока находим Азаматов ящик.
— Вот ещё одно преимущество гласного имени, — говорит он. — Тирбиш полчаса к своему ящику ходит.