На лезвии ножа
— Ну наконец-то ты стала соображать! Да-а, это была ювелирная работа. Я хотел сделать больно твоему мужу и притупить его бдительность, но сукин сын посмел забрать мою семью! — звериный оскал проступает на мужском лице. Я вижу, как пульсирует вена на его шее. Вот о ком говорил Адам вчера вечером, он приказал доставить ему семью Клиффорда: «Я собственноручно перережу их глотки». Теперь я отчётливо понимаю: я жена убийцы. Я племянница убийцы. Вокруг меня одна кровь… Неужели и отец был таким же хладнокровным и кровожадным человеком, что так легко распоряжается чужими жизнями? — За это ты будешь умирать мучительной смертью племяшка!
Поэтому Адам неожиданно уехал сегодня утром, ему доставили семью Клиффорда… неужели в этот самый момент, пока я сижу здесь, мой муж убивает таких же ни в чём не повинных людей в этой войне, как и я? Становится настолько противно, что я чувствую себя грязной, извалявшейся в грязи… Не хочу быть частью этого мира. Их мира.
Теперь я понимаю, кто виновен в смерти старшего брата Адама и его матери. Вот за что, он мстит Клиффорду.
— Для чего вы всё это сделали? Оно стоило того? Убить брата, потерять сейчас семью: стоило того, чтобы управлять этим кровавым бизнесом? — мой голос звучит настолько безжизненным со стороны, что кажется мне уже абсолютно всё равно, что будет дальше.
Двадцать лет я жила в полном неведении, как глупая дурочка, которой никто не удосужился рассказать правду. Ладно бабушка, возможно она действительно боялась Клиффорда, но Адам… как он мог умалчивать это от меня?! Это мои родители погибли от рук убийцы, сидящего напротив, это на мою жизнь он покушался! Я имела право узнать это от мужа, а не вот так в лоб, бесцеремонно, от обезумевшего, от бесконтрольной власти мужчины…
— Ты никогда не поймёшь, какого это! — он соскакивает на ноги. —Быть всегда на скамейке запасных, когда каждый раз тебя тыкают рожей в дерьмо, приговаривая, что Роберт лучше! Роберт умнее! Роберт богаче! Посмотри, какая у Роберта прекрасная семья и дочь! Роберт дальновиднее! — из его рта летят слюни, а в уголках губ собралась пена, от того насколько бешено он произносит этот бред. — А я переиграл его! Переиграл их всех! Я! Я оказался дальновиднее идеального Роберта!
— Вы больной ублюдок, — я плюю в его сторону, переполненная ненавистью. — Завистливая мразь! — в моей душе разрастается агония от боли за родителей, до такой степени, что ещё чуть-чуть и я взорвусь, извергаясь, как вулкан. Клиффорд огибает стол и подлетает ко мне, залепляя оглушающую пощёчину со всей силы:
— Закрой свой рот, грязная потаскуха! — словно, сквозь толстый слой ваты слышу голос, который всё больше и больше отдаляется от меня, я роняю голову на плечо, не в силах бороться с подступающей темнотой.
***
Необычайная лёгкость переполняет меня, всё вокруг, кажется, таких больших размеров! Я хочу спуститься по лестнице, но боюсь. Озираюсь по сторонам, чтобы позвать на помощь кого-то из взрослых, но рядом никого нет. Берусь за деревянные балясины перил ладошкой и маленькими шажочками преодолеваю ступеньку за ступенькой. Зачем взрослые придумали такую гигантскую лестницу? Нешуточно попыхтев, спрыгиваю с последней ступеньки на деревянный пол.
В воздухе витает чудесный аромат вишни вперемешку с корицей.
— Белла! Вот ты где! — мелодичный женский голос, раздаётся за моей спиной, оборачиваюсь посмотреть кто там. Темноволосая девушка возвышается надо мной, протягивая свои руки, белый фартук, завязанный поверх её шёлкового платья на тонкой талии испачкан в муке. — Иди ко мне, малышка.
— Мама! — раздаётся детское лепетание. Неужели это я сказала? — Мамочка! — снова повторяю, тонким, голоском.
Девушка поднимает меня на руки.
— Уф, — она оставляет несколько тёплых поцелуев на моей маленькой щеке. — Моя вкусная малышка! Что это у тебя? — мама кивает головой на мои руки и только сейчас я замечаю, что держу, какую-то игрушку.
— Это Висли! — гордо отвечаю, подняв зайчика вверх, чтобы мамочка могла его как следует разглядеть. — Дядя Квиффорд мне его принёс.
— Ах значит дядя Квиффорд, — мама смеётся с того, что я не выговариваю букву «л» и начинает щекотать меня, отчего я заливаюсь искренним, озорным смехом. — Квиффорд! Квиффорд! А где же наш Квиффорд?
Она продолжает повторять имя и то подносить, то отдалять Висли к моему лицу, а я закатываюсь от смеха, болтая своими маленькими ножками.
— Перестань, секотно! — извиваюсь на руках у мамы.
Посмеявшись, она отпускает меня на пол, поправляет мои кудрявые волосы и ласково произносит:
— Иди зови папу и дядю обедать!
