Выбор

— Саша! — практически рявкаю я, переставая держать себя в руках.

— Что? — равнодушно выглядывает из-за дверцы шкафа.

— Я ни черта не понимаю.

— Что ты не понимаешь? Я собираюсь за Никитой, а тебе пора.

— Нуу… хорошо. Пойдем вместе, — в чем проблема-то?

— Я пойду за своим ребенком сама, — твердо чеканит Саша.

— Не понял. Мы же…

— Ты просил поговорить? – перебивает меня Веснушка, и мне совершенно не нравится ее тон. Он не предвещает ничего хорошего. — Мы поговорили. Ты извинился, я тебя простила. Вроде всё, ты как считаешь?

— Я так не считаю, — откровенно закипаю. Что не так-то? — Мне кажется, мы всё прояснили и …черт, — падаю на диван, закрывая лицо руками. Я морально выдохся. Что опять я сделал не так? — Саш, я скучаю. По тебе, по Никитке.

Моя Веснушка распускает волосы, и они рыжей волной ложатся на плечи и спину. Я чертовски соскучился по её волосам. Сейчас бы в них зарыться и…

— Сочувствую, — небрежно бросает.

Мой взгляд жадно скользит по стройной фигурке, облаченной в черные лосины и широкую оверсайз-футболку. Ее маленькая аккуратная попка обтянута лайкрой и мне до умопомрачения хочется стать этой тряпкой, чтобы вот так близко прикасаться к ее нежной бледной коже.

Но ее монотонный, равнодушный тон меня несказанно бесит.

— Тебе вообще, что ли, плевать? — ору.

Понимаю, что не в том положении, чтобы что-то требовать, но, черт, меня катастрофически задевают ее ровные интонации.

— На что мне плевать? — повышает голос малышка. Ну хоть какие-то живые эмоции.

— На нас!

— А разве есть мы, Макс? — впяливается в меня требовательным взглядом.

Блин, да что она хочет от меня? Я не понимаю. Блть, я не понимаю.

— Саш, ты нужна мне, — мой голос вибрирует и срывается, будто я умоляю.

— До каких пор, Максим? Пока очередная моча не ударит тебе в голову? До следующего приступа неконтролируемой ревности? До того, как тебе снова что-то покажется, почудится, послышится? Да рядом с тобой, как в артиллерийском погребе: не знаешь когда и с какой силой рванет, — вижу, как в уголках ее глаз собираются капельки слез. Она смахивает их маленьким кулачком точно ребенок, а у меня сжимается сердце.

Девочка моя любимая, только не плачь.

— Такого больше не будет, я обещаю.

— Никогда не обещай того, что не сможешь выполнить.

— Я буду стараться! – звучит отчаянно. — Ты должна нам дать шанс. Давай попробуем? — знаю, что выгляжу слабо и неуверенно, но черт возьми, разве этого мало? Я и так вывернул перед ней душу, наплевав на свои принципы и правила.

— Мне не нужен второй ребенок, — заявляет малышка, складывая руки на груди.

— Не понял. Я пока не планировал…

Сашка закатывает глаза.

— Ты ведешь себя как незрелый подросток. Максим, я не хочу с тобой нянчиться, а рядом с тобой я себя так и ощущаю. Нянькой. С тобой нужно работать, у тебя куча детских комплексов. Ты застрял в своем восемнадцатилетие. Ты словно обиженный на весь мир ребенок. Тебе удобно ненавидеть всех и жить в состоянии вселенской обиды. Вроде, как и спрос меньше, да, Максим? Тебе нравится жалеть себе и чувствовать жертвой. Считать, что у тебя отняли жизнь, но ты сам ничего не сделал, чтобы вернуть ту самую жизнь. Вы все виноваты. Каждый из вашей семьи. Ты здоровый мужчина, с руками-ногами, но ты словно мертвый. Ты похоронил себя заживо и живешь в вечной скорби по несбывшимся мечтам. И пусть судьба каждого сложилась не так, как хотелось бы, но жизнь на этом не перестала существовать, Максим. Стоит только принять ее, возможно, подстроиться под нее, где-то переиграть, а в чем-то уступить, — ее монолог как слова проповедника, вещающего с трибуны и призывающего к всеобщей любви и миру. — Взрослей, Максим. Уже давно пора это сделать, — замолкает малышка, громко выдохнув. Отворачивает голову в сторону окна, часто дыша.

—То есть это всё? Ты бросаешь меня?

Нет, нет, нет, даже не пытайся…

— Мне нужен взрослый, ответственный мужчина, на которого я смогу положиться. Кто будет сильнее и крепче меня духом. А не беспечный мальчишка, для которого я буду амортизационной подкладкой. Я хочу быть любимой женщиной, Максим, а не личным психологом.

Она смотрит на меня прицельно в упор, давая понять, что разговор окончен. И можно было бы подумать, что она предельно сдержанна и собрана, но я знаю, что ни черта…

Ни черта это не конец.

Ни черта нет в ней уверенности.

Ни хрена она не владеет эмоциями, когда теребит края широкой футболки, сжимая и разжимая их. Грудная клетка часто вздымается, а, значит, ее сердце не спокойно. Глаза тусклые, печальные.

Ей не все равно, я уверен.

Но если так нужно, если она не может принять меня таким, какой я есть — я уйду.

Как она сказала? Пора взрослеть?

Время пошло…