Измена. Мой непрощённый
Настя
Стою в проходе концертного зала. Пропускаю людей. Моё место с краю. Ибо живот уже «лезет на лоб», как любит говорить моя мама. Она, кстати, тоже хотела приехать. Но некому было оставить курятник. Сосед заболел, и ему нужно делать компрессы. Я думаю, именно это и стало причиной её нежелания ехать куда-либо. Ведь Николай Трофимович — больше, чем просто сосед.
Но, несмотря на своё положение, я всё равно не могу пропустить «Зимний бал» моей дочери. Так называется этот концерт, в честь скорого нового года. Атмосфера чудесная! Снежинки повсюду...
Снежинки. Теперь я могу говорить это слово спокойно. Обида прошла. И тот факт, что Самойлов уже не живёт со своею «Снежинкой» меня удивляет. Не знаю, что там у них не срослось. Мне плевать! Хотя, он, вероятно, надеется, что я стану спрашивать.
Илья тоже здесь. Даже Деня пришёл посмотреть на «танцульки» сестры.
- Садись, - приглашает Самойлов, и держит сидение, которое норовит приподняться.
Я кое-как опускаюсь на кресло, и машу на себя принесённым из дома веером. Срок — 29 недель, с небольшим. Врачи предлагают «ложиться», а я не хочу. Они называют подобных мне - «старородящие».
Сами они старики! Я кладу клатч на живот. Он большой, как будто там двойня. Но внутри меня только один человеческий плод. Пол малыша я решила оставить в секрете. И гадаю теперь, как назвать: Виктором, или Викторией.
К тёть Тане я пришла спустя сорок дней. И сказала, как есть! Она помолчала, а после взяла мою руку своими сухими ладонями и тихо прижала к губам:
- Спасибо тебе, моя девочка. Видно, Бог есть, раз так вышло.
Я улыбнулась:
- Мне тоже так кажется.
С тех пор регулярно её навещаю. Она чудно вяжет! И у меня уже горы пинеток, салфеток и шапочек. Хорошо, если будет девчонка. Тогда гардероб у неё будет очень красивым.
Сама же я часто к нему обращаюсь. К Виктору. Говорю с ним, оставшись одна. Например:
- Смотри, какая я круглая стала!
Или:
- Виктор Викторович — звучит как-то странно, тебе не кажется?
Мне кажется, он меня слышит. И охраняет мой сон. Иногда даже чувствую рядом присутствие. И совсем не боюсь! Говорю: «Доброй ночи», и глажу огромный живот.
Дианка в восторге! Дочка мечтает о младшей сестрёнке, которую будет учить, наряжать, словно куклу. Уже практикуется, учится пеленать. Порой подойдёт, когда я сижу на диване. Положит голову мне на колени и слушает, как там малыш у меня в животе.
- Он толкается, мам! - восклицает восторженно, когда младшенький тянет к ней ручки.
Новый год на носу, а кого пригласить, я не знаю. Эльдар обещался заехать. Илья намекает, что хочет зайти. Я, нащупав Эльдарову голову в дальнем ряду, улыбаюсь. Он тоже пришёл! Подружился с Дианкой. Хотя теперь дочка явно к нему охладела. Она грезит, что мы будем вместе с отцом.
Самойлов по правую руку, сидит в своём гаджете. Он ёрзает в кресле и задевает меня.
- Прости, Настюш, не задел? - заботливо щупает руку. Мою.
Я отбираю её:
- Всё нормально.
Сама не пойму, чего мне хочется больше. Чтобы он наконец-то ушёл? Или чтобы держал меня за руку...
Зал гаснет, музыку делают громче. И родители, точно пчелиные ульи, шумят, ожидая детей. На сцену выходят, точнее, плывут, одетые в белые платья принцессы. Среди них моя дочь! Моя Дина. Я восхищаюсь её грациозностью. Немудрено, что поклонников уйма!
Илья, кстати, так и не знает о Гоше. А Гоша, наверное, знает о нём. Потому и сидит на галёрке. И держит букет. Самойлов поставил свой на пол. У него композиция в форме корзины. Маленький скромный букет, где солирует белая роза. Хоть Динка всегда говорит: «Не дари мне цветы», но он постоянно их дарит.
Я наблюдаю за танцем. За тем, как партнёры ведут своих маленьких дам. Красиво, изящно и трепетно! Думаю... Что, если Динка и правда захочет стать фотомоделью. Почему бы и нет? Раньше я думала, эта профессия не для неё. Но теперь вижу, что дочка не ищет мужского внимания. Оно у неё уже есть! И, несмотря на обилие глаз, она постоянно глядит в дальний угол, откуда за ней наблюдает влюблённый Ромео.
Самойлов снимает на камеру. Я делаю несколько фоток на свой допотопный смартфон. Другие родители тоже ведут фотовидео съемку. Все, естественно, думают, что это ребёнок Ильи у меня в животе. Никто ведь не станет рассказывать правду! А правда, она такова, что я собираюсь присвоить фамилию папы своему малышу. Дениска хотел взять мою. Правда, уже передумал...
И к лучшему! А то бы все трое детей были как будто от разных отцов: Харитонов, Кучинский, Самойлова. Жуть!
- Пить хочешь? - бросает Илья, пригибается близко. Так, что я слышу запах парфюма.
Теперь он с бородкой. Как было давно. Ещё до всего. До измены. Ему, правда, очень идёт! Слегка прибавляет годков. Но так он похож на турецкого киноактёра.
- Хочу, - говорю, и беру из его рук бутылку.
Характер стал жутко капризным! Могу разрыдаться внезапно. Могу разозлиться, и даже разбить что-нибудь. Вот и сейчас, наблюдая, как дочка танцует, я чувствую близость непрошеных слёз. Держусь до последнего. Но финальный их танец под музыку Дога «Мой ласковый и нежный зверь», разрушает «плотину». И я вынимаю из клатча платок.
- Что случилось? - шепчет Самойлов.
- Ничего, - отвечаю сквозь слёзы. И беззвучно реву, прижимая ладони к губам.
Самойлов вздыхает. Готовится выйти с букетом. Как и множество прочих отцов. Мне приходится встать, пропустить его к сцене. Выходя, он слегка обнимает меня за плечо. Я чувствую тяжесть ладони и низ живота отзывается жаркой волной.
Ещё один минус — мне хочется трахаться. Жутко! И я мастурбирую, лёжа в постели одна. Был период, когда даже самая малость — касание, взгляд, или внешность мужчины, вызывала внутри такой дикий прилив, что хотелось его изнасиловать. Пару раз, на фоне такой «лихорадки» я едва не сломалась!
Помню, Самойлов пришёл. Весь такой из себя! Притащил ходунки и коляску. Я порывалась спросить: «Уж не сына ли это наследство?». Пока не увидела ценник на ней. Зимний вариант, унисекс. Без акцента на пол.