Замуж с осложнениями
Загадочно ответив Азамату, что это, дескать, секрет фирмы, я отпускаю его разбираться с обидчиком, а сама иду вернуть Эцагану его швейную машинку, благо у меня теперь есть своя. Он сидит у себя в каюте за бессмысленным занятием: пинками подбрасывает какой-то маленький предмет в воздух. Предмет каждый раз приземляется обратно ему на мысок и снова отправляется вверх. В общем, для этого, безусловно, нужна изрядная тренировка.
— Привет, — радостно говорит Эцаган, не прекращая своё занятие.
— Привет, — говорю. — Я так рада, что ты снова тут, а то прямо не знала, к кому пойти за советом.
— За советом лучше к Алтонгирелу, — говорит он. — Ой, моя машинка! А я уж и забыл, что вам её отдал. Вам разве больше не нужно?
Он даже немного огорчается.
— Я себе купила собственную, — говорю. — Хотя эта совершенно прекрасная. И спасибо тебе ещё раз за ткань.
— Пожалуйста, — он пожимает плечами. Мне кажется, он как-то меланхолически настроен.
— Тебя опять не выпускают, что ли? — спрашиваю.
— Да нет, выпускают, конечно, я же теперь пассажир.
— А чего ты понурый такой?
— Да не хочу я на Муданг, — говорит. — Мне не с чем туда возвращаться. Ничего не сделал, не достиг.
— Да подожди ещё, — говорю, — у тебя ещё вся жизнь впереди, достигнешь, куда ты денешься.
— Ага, на Муданге достигнешь, как же… Там везде эти джингоши, умхнувш…
Последнее, видимо, было ругательством. Надо запомнить. Пока только развожу руками.
— Эцаган, если б я могла тебе чем-то помочь, обязательно бы так и сделала.
Он кивает, принимая мои слова, потом ловит мысками обеих ног свой мячик и потягивается.
— Значит, собираетесь ещё много шить?
— Было бы неплохо, — говорю. — Вот просвети меня, если я кому-то кроме Азамата что-нибудь сошью, это как воспримется?
— Ну-у, смотря что… — протягивает Эцаган. — А вы Азамату много нашили?
— Нет, пока только рубашку и ещё гизик сплела.
— Это маловато, — строго говорит Эцаган. — Если сейчас кому-то ещё подарки делать начнёте, получится, что этот кто-то вам почти так же важен.
— Ой, — говорю, — нет, мне так не надо. Мне надо, чтобы Азамат лидировал с большим отрывом.
— Ну, тогда нашейте ему кучу всего, а потом уже можно что-нибудь простенькое остальным.
— Отлично, — говорю, — так и сделаю. Поможешь мне с фасонами?
Эцаган прямо загорается этой идеей.
— С удовольствием! — говорит. — Может, и я шить научусь? Только вот не знаю, хорошо ли это будет выглядеть, если мы будем много времени вместе проводить…
— Надо будет кого-нибудь третьего рядом усадить, — усмехаюсь, — чтобы был свидетель, что мы ничего плохого не делаем.
Эцаган, похоже, принимается всерьёз обдумывать мою идею, высказанную исключительно в шутку.
— Да ты что, — говорю, — у нас с тобой десять лет разница, не говоря уже об ориентации.
— Десять лет? — повторяет он недоумённо. — В какую сторону?
— То есть как «в какую»? — ржу. — Мне двадцать восемь.
Он вытаращивается на меня, как будто привидение увидел.
— Вы, земляне, не стареете, что ли? — спрашивает наконец.
— А чего, — говорю, — по-твоему, это так много?
Тут внезапно открывается дверь и входит… правильно, Алтонгирел!
— Ты знаешь, что ей двадцать восемь лет? — тут же спрашивает у него Эцаган, тыча в меня большим пальцем.
Духовник делает кислую рожу.
— Не знаю, но не удивлён. Земляне дольше живут, — потом он поворачивается ко мне. — Это, кстати, хорошо, что ты старше, чем выглядишь, а то Старейшины не любят большую разницу в возрасте. А теперь можно узнать, что ты тут делаешь?
— Так просто зашла… — начинаю я, но Эцаган меня перебивает.
— Мы хотим организовать швейный клуб!
Алтонгирел высоко поднимает брови и пару секунд обдумывает услышанное.
— Только в моём присутствии, — наконец говорит он. Я кривлюсь.
— Я в твоём присутствии себе пальцы пристрочу, — говорю. — А больше нас некому проконтролировать?
— Только сам Азамат, — пожимает плечами Алтонгирел. — Но у него и другие дела есть, и тем более шить-то ты ему собралась, надо надеяться? Не в его же присутствии.
— А мне ты не доверяешь? — с усмешкой спрашивает Эцаган. Вот только не хватало мне их поссорить…
— Я могу сколько угодно тебе доверять, — отстранённо говорит Алтонгирел, — но Старейшинам глубоко наплевать на это. А мы все заинтересованы в их расположении.
Я тяжело вздыхаю. Господи, неужели когда-то этот вопрос решится и мне не надо будет больше думать о реакции Старейшин, а?
— Ладно, — говорю, — я потерплю.
