Следователя вызывали?

Резкий перепад давления выбил все мысли из головы. Свет хоть и не резанул по глазам, но заставил ещё больше зажмуриться, яркой вспышкой ослепляя даже сквозь плотно закрытые веки. Плохо, как же мне плохо…

– Кто на этот раз? – безучастный голос сухо поинтересовался.

Отчего-то была уверенность, что вопрошающий даже не взглянул на наше появление.

– Елизара Де Буанш и Дэрриан Норвинг.

– Норвинг?

Едва приоткрыв глаз, заметила, как сурового вида мужчина, хоть и с сединой в вьющихся волосах, оторвался от ведения записей. Приподняв голову, он окинул взглядом едва дышащее тело ловчего, мешком повисшее на руках конвоира.

– Младший.

– Надо же, кто бы мог подумать. Старший – королевская ищейка, а младший – преступник. Интересная превратность судьбы, – философски изрёк мужчина, делая какие-то отметки в большой книге, лежащей перед ним на высоком столе.

Сдула упавшую чёрную прядь с лица, зрение после вспышки итак было не к черту, волосы ещё и обзор закрывали.

– У вас безумно увлекательный диалог, простите, не знаю вашего имени, – голос казался каким-то чужим, охрипшим, – но можно нас уже определить в камеру? День был тяжелым, знаете ли.

Глухой стук. Перьевая ручка упала из внезапно разбившихся пальцев мужчины и скатилась вниз по наклонной столешнице. В следующий миг она была перехвачена, так и не достигнув пола.

– А вы, я так полагаю, та самая неудавшаяся убийца нашего принца?

Над ухом раздался смешок.

Нет, с этими «одинаковыми с лица» явно что-то не так.

– Поверьте, если бы его убить хотела действительно я – Хэран был бы мёртв уже с первой моей попытки. – Довольно ухмыльнулась, отмечая удивленную реакцию мужчины напротив – густая седая бровь приподнялась вверх. – И об этом точно бы никто не узнал.

– Неужели?

Кивнула.

Зря я что ли была лучшей на своём курсе. Ведь когда ты учишься раскрывать преступления, ты так же лучше учишься лучше понимать мотивы и действия преступников. А сделать выводы не составит труда.

– Что ж, Де Буанш, надеюсь, что мы этого никогда не узнаем. А теперь, – он отодвинулся от стола, раскрыв руку в приглашающем жесте, – будьте так любезны оставить ваши отпечатки на память, после чего вас проводят в камеры.

И стоило ему отодвинуться от стола, как мои глаза широко распахнулись. Стол казался высоким лишь пока мужчина сидел, но стоило ему встать… исполин, богатырь, как назвали бы его в наших былинах. Даром, что прозябает в тюремных катакомбах.

Конвоир, удерживающий Дэра, подтащил его ближе. С помощью второго мужчины, они опустили пальцы в небольшую плошку, а затем отпечатали на листах.

Почувствовав легкое давление на предплечье, дернулась, пытаясь стряхнуть сжавшиеся на плаще пальцы. Их обжигающий холод ощущался даже сквозь плотную ткань.

– Не нужно, я сама, – упрямиться на территории тюрьмы – наиглупейший поступок, который мог прийти в голову.

Подойдя к столу, обратила внимание на журнал, листы в котором были расчерчены на блоки. Они включали в себя записи о заключённых: имя, возраст, преступление, из-за которого оказались за решёткой и, разумеется, два отпечатка.

– Опусти большой и указательный в краску и отпечатай вот здесь, – мужчина внимательно следил за манипуляциями. Стоило следу моих пальцев остался на бумаге, удовлетворительно кивнул. – Вот и чудно. Камера в восточном крыле, триста восьмая.

Голубоглазый молчаливо сдавил предплечье вынуждая двигаться. Снова.

Лишь на выходе из телепортационной залы, едва мы ступили под тёмные своды арки, едва освещённые факелами, мужчина, оставленный в одиночестве, громко произнёс:

– Мое имя Жэран Ладэский, но вряд ли это имя тебе о чём-то скажет.

Жэран Ладэский…

Жэр… Жарон! Неужели…

Ведь одна из книг, которые попросил украс… вернее, вернуть истинному владельцу, как раз и была об истории Ладэского княжества. Могли ли они быть родственниками? Рост и мощь Жэрана, безусловно, вполне могли сойти за принадлежность к медвежьему роду.

Пока я обдумывала гипотетическое родство двух мужчин, ноги сами несли по каменному лабиринту. Редкие факелы обрывками показывали металлические прутья камер, за которыми с трудом угадывались очертания людей. Некоторые из них были пусты, пожалуй, даже большинство. Но вот те, в которых все же были заключённые…

Вонь, резкая, почти удушающая. Запах полуразложившейся плоти, старья, гнилья. Все это витало в воздухе тюрьмы в перемешку с затхлостью и сыростью.

На следующем повороте дышать стало чуть легче. Коридор, кажется, стал более просторным. Казалось, он почти не отличался от предыдущих – такой же длинный и бесконечный, с множеством ответвлений. За одним исключением – решётчатые окна. В каждой камере было по окну, пропускающему лунный свет.

Около одной из дверей мы остановились, конвоир прикоснулся к выпирающей каменной панели. Введя несколько символов, проследил как широкие прутья отодвигаются в сторону.

– Твои апартаменты до суда.