Слуги этого мира - Мира Троп
Ти-Цэ почувствовал, как раздражение душит охватившее его возбуждение. Ти-Цэ скрипнул зубами, расправил захваченные самкой плечи и усилием воли повернулся. Он сурово смотрел на нее в упор без тени слабости в глазах.
– Ты идешь или нет? – рявкнула Ми-Кель. Нависшая над ними тишина заставила ее голос зазвучать на три тона выше.
– Я сказал, чтобы ты убрала хвост. Ничего не будет, поняла?
– Мы дали друг другу обещание, что впредь будем пользоваться каждой возможностью, – вскинулась Ми-Кель.
– Ты прекрасно знаешь, что это не относится к службе.
– Но ты сейчас здесь, а не в своем проклятом поселении.
– Я здесь по служебному делу. Ты это знаешь, и не строй из себя дуру, мне это не нравится.
– Не смей так говорить!
Вне себя от ярости Ми-Кель сжала его так, что побелели когти, пытаясь вернуть произведенное первой атакой впечатление. Он снова потерял над ней контроль, и теперь пожинал плоды. Ти-Цэ выругался про себя. Зачем снова было все пускать на самотек? Знает же, что легче на корню давить…
Ти-Цэ рванул ее к себе за талию, что было мочи оттолкнулся от ствола древа спиной и встал на ноги. Со стороны они могли бы сойти за охваченную страстью пару, в которой самка нетерпеливо запрыгнула на мужа. От неожиданности Ми-Кель покачнулась и ослабила хватку. Ти-Цэ сумел оторвать ее от себя и запустил в небо, как засидевшуюся на насесте птицу.
Ми-Кель хлопала крыльями у самой земли, жгла его рассерженным взглядом и демонстративно подыскивала место для посадки. Но Ти-Цэ твердо стоял на ногах.
– Немедленно сядь! – потеряла терпение Ми-Кель. – Ты не видишь, что я вот-вот сяду?
Ти-Цэ не шевельнулся.
– Нам нужно спокойно поговорить, и я не приклоню колен, пока ты не согласишься на мои условия.
– Я сажусь!
Ти-Цэ покачал головой.
– Не посмеешь, – сощурилась Ми-Кель.
– Не стоит проверять, – сказал Ти-Цэ.
Ми-Кель собралась с духом, состроила безразличную гримасу и села на землю, сложив крылья. Но за секунду до того, как это произошло, Ти-Цэ как подкошенный рухнул на колени.
Ми-Кель выдохнула; Ти-Цэ издал обреченный стон. Он просто не мог поставить на кон все их дальнейшие отношения из-за нелепой ссоры, что бы она ни выкинула.
Однако, всему был предел.
Ми-Кель вдохновилась своей маленькой победой и нахально поманила его пальцем. В голову Ти-Цэ ударила кровь.
– А знаешь, – сказал он ровно, – хорошо. Будь по-твоему.
Она распростерла руки и, пока не заподозрила неладное, Ти-Цэ приблизился к ней вплотную. Он положил руки ей на щеки, наблюдая за тем, как в ее огромных глазах нарастает тревога.
– Ты слишком перевозбуждена, чтобы мыслить здраво, и я зря трачу время на то, чтобы до тебя достучаться. Тебе нужно не это. Тебе нужно успокоиться. – И добавил: – Прости.
Доля секунды – и ее лицо исказилось от страха. Она рванула прочь от его рук, но на сей раз Ти-Цэ оказался проворнее. Он ухватил ее за хвост и дернул на себя. Ми-Кель пробороздила землю спиной и рухнула на оставленный ею темный шлейф, а когда открыла глаза, Ти-Цэ уже подбирал ее ноги плечами и наваливался сверху. Ее конечности молотили воздух и никак не дотягивались до самого йакита.
Ти-Цэ положил голову ей на плечо, уткнулся лбом в землю в миллиметре от ее уха и устроил свободную от захвата руку поверх обнаженной промежности Ми-Кель, вокруг которой она не успела туго затянуть хвост. Она со свистом втянула воздух и замерла. Ее руки и ноги обезоружено поднялись в безмолвной мольбе. Высунувшиеся кончики крыльев придавали ей еще большее сходство с опрокинутым на спину жучком.
– Не вздумай…
– Тебе надо остыть. Я люблю тебя, Ми-Кель.
Стараясь ни о чем не думать, Ти-Цэ закрыл глаза.
Она кричала, старалась побольнее заехать ему по спине и бокам, взбрыкивала, но Ти-Цэ неумолимо продолжал свое дело. У Ми-Кель не было ни шанса помешать ему довести его до конца: Ти-Цэ знал ее чувствительные точки как свои пять пальцев.
Ми-Кель хватала ртом воздух, искала, на что отвлечься, чтобы не позволить ему так унизительно себя усмирить, но ее судорожные движения подсказывали Ти-Цэ, что так она продержится недолго.
– Немедленно прекрати! Ты не посмеешь сделать это вот так. – Ее голос надломился. – Я ненавижу тебя, Ти-Цэ, ты слышишь? Я ненавижу тебя!
Мгновение спустя в руку Ти-Цэ ударила дробная очередь неравномерных сокращений. Разряжалась она довольно долго, но как только начала замедляться, Ти-Цэ тут же принялся побуждать следующую волну, мощнее прежней. Уж он знал, что у Ми-Кель была в запасе еще не одна «обойма».
Хватка Ми-Кель ослабевала. Все больше ее удары и попытки уколоть его когтями походили на беспомощные объятия. Страдальчески постанывая, она прижимала его к себе с такой силой, что у Ти-Цэ отнялись плечи.
Наконец ее ноги в последний раз туго сомкнулись на его талии и с очередным придушенным «Ти-Цэ!» Ми-Кель сжалась и затихла.
Несколько бесконечно долгих минут спустя тело Ми-Кель медленно, подобно цветочному бутону на рассвете, начало расправляться. Ти-Цэ решился приоткрыть глаза и уставился в землю. Ее учащенное дыхание раздавалось у самого уха Ти-Цэ и постепенно выравнивалось тоже. Он еще двигал пальцами на всякий случай, пробовал разные темпы, но беспорядочных сокращений больше не было – только мерно щелкающий пульс.
Ми-Кель вытянулась в полный рост и обмякла. Тогда Ти-Цэ решился убрать руку.
Он слез с самки, готовый в любой момент среагировать, однако понимал, что если от нее и стоило ждать резкого движения, то не в ближайшее время. Глаза Ми-Кель были закрыты, но Ти-Цэ заметил две сырые дорожки, тянущиеся от уголков глаз к ушам. Он вспомнил слова Наставника, который пошутил однажды, что мужчина чувствует себя мужчиной, когда от него самого пахнет женщиной. Много лет назад ему это казалось забавным, и, может, показалось бы таковым час назад. Но сейчас воспоминание не вызвало даже улыбку. Он вытер пальцы и отвернулся от Ми-Кель. Подавил тяжелый вздох, уселся рядом и уставился в сторону цветущей долины, свесив руки плетьми.
Несколько минут Ми-Кель лежала, изучала древо и просвечивающее тут и там между ветвями темное небо. Но в конце концов ее глаза нашли широкую спину Ти-Цэ рядом с собой. Горло обожгло так, будто его использовали вместо вазы под букет шипастых роз.
Тяжело, словно ее голова весила добрую тонну, Ми-Кель села. Ти-Цэ не оглянулся на нее, только подставил плечо. Она всхлипнула, подползла ближе и прильнула к нему.
Ми-Кель была не столько удовлетворенной, сколько опустошенной, разбитой вдребезги. Ти-Цэ приобнял ее за талию, и тут же почувствовал, как она роняет ему на грудь крупные, размером с горошины, слезы. Его взгляд был по-прежнему прикован к персиковым древам вдали, обитатели которых были слишком заняты друг другом в
