Сохейр Хашогги - Мираж

— Крошка моя, прости, — жалобно заговорил Камерон. — Ты в порядке? Ты в порядке? О, любовь моя, прости, я просто грязная скотина.

Джош, оглянувшись, беспомощно посмотрел на Дженну и Карима и поспешил за родителями.

Вот и настал конец единственным человеческим отношениям в новой жизни Дженны. Она стояла на пороге и молча смотрела вслед удаляющейся Каролине. Между ней и Дженной теперь стена, которую невозможно пробить, так же, как нельзя сломать стеклянную перегородку между осужденным и посетителем в тюремной комнате свиданий.

Для Дженны это событие стало поворотным в ее жизни, хотя потребовались многие месяцы, прежде чем она смогла это осознать. Разрыв отношений с Каролиной указал направление ее будущих исследований. Пусть Дженна потеряла лучшую подругу, но теперь она будет работать, учиться и делать выводы, чтобы помочь другим женщинам выйти из подобного кризиса.

Однажды утром она проснулась с готовой темой и заголовком своей будущей книги в голове: «Пленницы сердца: отвергнутые женщины».

Родилось даже посвящение, которое никогда не будет стоять в начале книги: «Посвящается Али А. и Камерону Ч., без которых эта книга никогда не была бы написана».

Между тем на другом конце мира, о котором Дженна старалась забыть, о ней помнили: человек, заставивший ее прозреть, готовился окончательно решить судьбу своей беглой жены.

Мустафа

Брат Питер умирал. Незадолго до болезни он ездил в Заир, чтобы убедиться в возможности основания там миссии, но там разразилась неожиданная эпидемия, и ему не разрешили посетить город, где хотели обосноваться братья его ордена. Вернувшись в Ван, брат Питер внезапно почувствовал сильную головную боль. Потом к ней присоединились тошнота, лихорадка и жажда.

Местный врач даже не сумел поставить правильный диагноз, он ввел брату Питеру антибиотики, велел завертывать его в холодные влажные простыни и откланялся. Было ясно, что никаких иллюзий относительно пациента он не питает. Сам брат Питер ничего об этом не знал, ибо к приходу врача он погрузился в мир грез, утратив всякую связь с действительностью.

Миссия практически опустела. На севере Турции случилось землетрясение, и братья, движимые верой и состраданием, поспешили на помощь его жертвам. Сиделкой у койки брата Питера остался Мустафа, уроженец Вана, работавший на подхвате в миссии. Врач дал ему хирургическую маску, халат и ушел, не сказав, что за африканская чума поразила монаха.

Десять часов вечера. Уже много часов наблюдает Мустафа, как брат Питер то приходит в себя, то снова погружается в пучину беспамятства.

Вот и сейчас больной бредит. Снова заговорил он об Иосифе, Марии и Иисусе, спасающихся бегством в Египет. Мустафе трудно уследить за мыслью больного, хотя, как мусульманин, он знает об Исе — одном из первых пророков Бога.

— Ирод, Ирод послал за ними своих людей. Ты помнишь это? Ты помнишь? Но Ирод был иудей, правда? А те были арабы, богатые, очень богатые арабы. Ты помнишь их, дружище? Богатые, очень богатые арабы.

Мустафа прислушался. Он вспомнил, что несколько лет назад сюда действительно приезжали богатые арабы и задавали всякие вопросы. Они явно кого-то искали.

— Они бежали от преследователей — Мария и младенец Иисус. Но Иосифа с ними уже не было. Он начал искать ковчег и умер на горе Арарат. — Брат Питер тряхнул головой, словно что-то припоминая. — Нет, его звали не Иосиф. У него было какое-то французское имя… Филипп! Того человека звали Филипп. Да, это был великий человек — мой спаситель! Где же он?

Мустафа весь превратился в слух. Он припомнил, что те арабы предлагали большие деньги за информацию о женщине с ребенком и человеке по имени Филипп.

— Потом Иосиф умер, — снова лихорадочно заговорил больной. — И их взял Питер. Петр. На этой скале построю я свою церковь. Я посадил их в машину и повез.

— Куда ты повез их? — спросил Мустафа.

— В Египет. За ними по пятам гнались люди Ирода. Да, это был Египет… Мы оказались в каком-то отвратительном городе…

Мустафа осмелел и время от времени задавал больному монаху вопросы, стараясь направить его бред в нужное русло. Это было похоже на разговор с лунатиком, но в конце концов начала вырисовываться довольно четкая картина. На стареньком джипе миссии брат Питер отвез жену и сына богатого араба в Эрзерум или Анкару. Никто ничего не заподозрил, все привыкли к брату Питеру и к его машине: он всегда ездил по той дороге и был серым и незаметным, как дорожная пыль. Никто и не подумал заглянуть в его машину. Потом Питер заговорил об аэропорте в Эрзеруме или в Анкаре, рассказал и о документах — новых документах, которыми он снабдил беглецов.

Больше Питер ничего не сказал. В полночь он в последний раз воззвал к Иисусу, затих и вскоре испустил дух.

Мустафа не стал нарушать инструкций. Он запер комнату, где лежало тело, выбросил халат и маску и ополоснулся в дезинфицирующей жидкости, пахнувшей спиртом. После этого он позвонил в госпиталь. Приехали двое — европейские врачи, работавшие на какую-то загадочную организацию под названием ООН. Они похвалили Мустафу за точное выполнение инструкций, посетовали, что, останься брат Питер в живых, он мог бы спасти множество человеческих жизней, забрали его тело и увезли.

Мустафа пробыл в миссии еще месяц, моля Аллаха, чтобы тот не допустил его смерти среди неверных. Наконец его отпустили домой, и он по приезду первым делом, не обращая внимания на радостные вопли жены, благодарившей всемилостивого Аллаха за счастливое возвращение супруга, бросился искать карточку с телефоном, которую когда-то дал ему богатый араб.

«Позвони, если вдруг что-нибудь узнаешь», — сказал тогда араб. Слава Аллаху, карточка нашлась, вот она. Никогда нельзя выбрасывать вещи, оставленные такими богачами. На одной стороне кусочка картона значилось название и телефон местного отеля, на другой — телефон в аль-Ремале. Мустафа задумался: звонок обойдется ему в месячную зарплату. Одна надежда, что сведения брата Питера все еще представляют ценность для тех арабов.

Али

Абдалла Рашад, руководитель организации, известной большинству ремальцев как агентство «Сокол», совмещавшее функции ЦРУ, ФБР и тайной полиции, закрыл папку и молча ждал реакции племянника.

— И ты веришь этому пастуху-турку? — спросил Али.

— Конечно, он мог и солгать в надежде на вознаграждение, но скорее всего его история правдива.

— Так, значит, эта сучка жива?

— Вероятно, да, — спокойно ответил Абдалла.

— И мой сын тоже?

— Все в руках Бога.