Елена Коюшева - Мои прекрасные принцы

— Твой базар такой же гнилой, как ты сам! У тебя на меня ничего нет!!!! И бабу мою нетрожь, сам разберусь. Ты же прекрасно знаешь — я порядочный арестант!!!

Раздался некрасивый смех.

— Кто? Ты? — покатывался Илья. — Если этой заочнице открыть глаза, бежать будет без оглядки!!! Да, ты же….. Дальше к сожалению расслышать не удалось.

Вдруг внизу послышался шорох, затем открылась чья-то дверь. И тут моя рука сама нажала на звонок. Никто не ответил. Тишина.

Нажала снова, опять ни звука. Тогда я толкнула дверь и она с лёгкостью открылась. Значит она была не заперта.

Сердце моё учащённо забилось. Дышать становилось всё тяжелее и тяжелее. Ноги сами переступили порог, подгоняя меня вперёд, а разум советовал бежать. Пройдя несколько шагов на дрожащих ногах я остановилась. Меня никто даже не заметил. Странно, но именно сейчас я совсем не чувствовала страха, и здравый смысл кажется покинул меня. Я вообще плохо понимала, что делаю. В затылке нестерпимо жгло, как будто кто-то вылил на меня стакан кипятка.

Я потрясённо оглядела Сергея: сейчас передо мной был совсем другой человек. От маски сильного и надёжного мужчины ни осталось и следа. Он не видел меня и поэтому в настоящее время был самим собой.

Они стояли друг напротив друга, готовые в любую минуту сцепиться не на жизнь а на смерть. Словно два отвратительных василиска, они извергали злобное шипение в котором не прослеживалось ничего человеческого, А только грязный животный инстинкт.

В комнате росло напряжение. Казалось воздух сжался в упругий комок и мешал продохнуть. Ненависть заполонила всё пространство в квартире и готова была взорваться в любую минуту во что-то ужасное и немыслимое.

Мужчины продолжали выяснять отношения. Всё, что я поняла из их разговора, это то, что речь шла об общаковских деньгах и поставке какого-то лекарства. Илья смело обвинял Сергея в воровстве этих денег. Неожиданностью для меня стало, то что плавно разговор перешёл на меня. Последняя фраза вспыхнула, как клинок над моей головой и вонзилась прямо в моё сердце.

— Сколько бабла твоя баба должна перевезти? — прошипел Илья и схватил Сергея за грудки.

— Нисколько, — ответил Сергей и оттолкнул Илью, тот пошатнулся и схватился за перевязанную голову.

— Тогда на кой хрен она тебе сдалась? Или теперь у нас бабы и впрямь для любви существуют? — прохрипел Илья потирая больной затылок.

Лицо Сергея напряглось, а глаза налились злостью. Я видела, как он со всей силы сжал кулак и несколько раз размяв пальцы дал им в стену.

— Не тебе наркоша судить для чего баба мне нужна, а про порядки сам секу…. И баба моя не просто так сюда прикатила, ей применение найдётся. Пока не время.

Я не могла поверить в то, что услышала. Здесь все заочницы являются обычной тарой для перевозки чего-либо, и таким же багажом для привоза с воли. То, что я принимала за любовь, было лишь легендой. Легендой, позволяющей Сергею быть рядом и контролировать меня.

Правда обрушилась на меня, как гильотина, отсекла моей любви крылья, сорвала розовые очки, скрутила сердце мёртвой петлёй. Всё это время мне казалось, что я купалась в море любви, а сейчас оказалась в центре цунами, которое безжалостно крушило всё что мне дорого. Смывало на своём пути. Огромной водяной лапой в доли секунд разрушила все мечты, превратив их в груду щепок на безжизненном побережье. Разнесла стоявшую на берегу хижину — тот самый рай в шалаше, который я создала в своей душе, страшным безжалостным рёвом стихии заглушало нежный шепот признаний, ледяной волной смывало горячие прикосновения Сергея.

Так больно мне не было даже тогда, когда я увидела лежащий пистолет на столе, и решила поверить Сергею, только для того чтобы не разрушить нашу любовь. Я готова была поверить даже в ту ложь, которой он кормил меня с утра до вечера. Мне не хотелось уходить из сказки, из детского зазеркалья, где роль Алисы отводилась мне.

Теперь я знаю правду.

Ложь. Всё ложь.

Игра. Притворство. Спектакль.

Маскарад, в котором мне отведена роль глупой Коломбины.

От ворота, застёгнутого по самое горло, сделалось тяжело дышать. Внезапно закружилась голова. Наспех расстегнув молнию, я вцепилась в выступ. Кровь шумела в голове бурлящим водопадом, я даже не заметила, как сползла вниз. Реальность ускользала, проваливаясь в ночь, голоса пропали. Из последних сил я открыла рот и сделала попытку крикнуть:

— Сер-гей!!!!!

Потом всё исчезло.

Я открыла глаза от того, что кто-то пристально смотрел на меня. Рядом со мной на стуле сидела Карина и гладила меня по волосам. В памяти промелькнул Сергей и пистолет. Мне хотелось предупредить Карину о возможной опасности, но тут же захлебнулась собственным бессилием. Во рту пересохло, язык онемел. Я словно рыбка выброшенная на берег глотала воздух, не в силах вымолвить и слова. От яркого света у меня зарезало в глазах и я снова закрыла их. Я слышала, как Карина поправила одеяло и удалилась

.

Когда я вновь пришла в себя и открыла глаза, в комнате было темно, полоска слабого света освещала проём. Из кухни доносились голоса. Послышался звон бакалов. Видимо веселье было в самом разгаре.

Я приподнялась на локтях и попыталась подняться, но тут же упала на подушку. Собственная беспомощность раздражала и злость на саму себя всколыхнулась в душе бурным порывом. Именно злость помогла резким толчком подняться с постели. Тело было ещё слабым и встав на ноги, я ощутила, как дрожат колени. Руки не слушались и мне с трудом удавалось попасть в штанину. Натянув свитер я прошла на кухню.

Увидев меня вся троица застыла в ожидании. Сергей обернулся и замер. Красивый, как картина; чужой, как враг, желанный, как Том Круз, далёкий, как идол на красной дорожке.

И такой же неотразимый, подлец! Волосы аккуратно уложены, губы словно спелые вишни, а аромат туалетной воды витает по всей кухне. Я видела, как его лицо напряглось. Понял. Почуял.

— Таня…..- еле выговорил он, и в его глазах сверкнул страх.

Карина тут же подскочила ко мне и усадила меня на свободный стул. Ещё минут пять она нервно суетилась около меня: поставила тарелку, бокал, подала салфетку, и только потом вернулась на место.

Я сидела, как зомби уставившись в дальний угол. Внутри кипела ярость и дикая боль, которая мешала вернуться здравому смыслу. Испытывали неловкость все, кроме «Алмазного», который совершенно спокойно уплетал содержимое своей тарелки, не обращяя на меня никакого внимания. Первой подала голос Карина, её голос дрожал, не зная, как мне угодить.