Анна Малышева - Ночь опасна

Обалдевший следователь слушал внимательно и не перебивал. И когда Николай признался, что нашел в бельевом шкафу жены весьма солидную сумму денег, о которых та никогда не упоминала, подался вперед:

— Тридцать тысяч долларов?! И вы не знаете, откуда они взялись?!

— В том-то и дело, — проворчал Николай. — Побочных доходов у нее не было, взаймы не брала. Я уж многих расспросил. Нет и нет. Да и кто сейчас даст такие деньги, еще и наличными? Дела у нас в порядке, все здоровы, долгов нет. Предприятие работает…

На вопрос, может ли он ненадолго предоставить найденные купюры в распоряжение следствия, Николай обреченно согласился. Он с черным юмором заметил, что машины у него больше нет, так что начало разорению уже положено, а что будет дальше — одному Богу известно. Следователь шутки не поддержал.

Николай провел в коридорах несколько томительных минут. Он то и дело порывался уйти, но сделать это без подписанного пропуска было невозможно. Вскоре он узрел знакомое лицо — того самого следователя, которого подозревал в подмене вещественных доказательств. Его опять пригласили в кабинет. И тут же попросили в подробностях восстановить вечер того дня, когда он уезжал в командировку.

Николай вспылил — как он может помнить то, что случилось три недели назад! Тем более, что он часто ездит в командировки и тот вечер был ничем не примечателен. А если его опять собираются расспрашивать, не было ли вмятины на машине…

Знакомый следователь его остановил. Этот вопрос в данный момент никого не интересовал. Николай успокоился, но не совсем. Он запоздало вспомнил о том, что должен был явиться сюда в присутствии адвоката. Его сбило с толку то, что прийти просил новый следователь. Подумав немного, Николай пожал плечами. Тогда был самый обычный вечер. Он допоздна задержался на работе, так как не были готовы важные документы для поездки. Кто это может подтвердить? Секретарша и еще кое-кто. Спросите любого сотрудника, который в тот вечер задержался вместе с ним.

— Потом я приехал домой, быстренько поужинал, переоделся, жена в это время собрала сумку. Мы уже опаздывали и сразу поехали в аэропорт. И Диана с нами.

— Ваша дочь? Но ведь было уже поздно, зачем ее взяли с собой?

— Она хотела меня проводить! — рявкнул он. — Не впутывайте ребенка! Это мое дело, во сколько она ложится спать! Было всего десять часов!

Он сел в самолет и улетел — вот и все. Могут проверить билеты — они наверняка сохранились. Но билеты никого не интересовали. Ему задавали вопрос за вопросом. Как вела себя его жена? Не говорила ли, что у нее назначена важная встреча? Может быть, торопилась больше обычного? Нервничала?

„Николай отвечал неуверенно, путался, не помнил подробностей. Нервничала? Нет, она была даже весела, завидовала, что он вырвется из Москвы. Говорила, что ей самой хотелось бы куда-нибудь съездить — всей семьей в теплые края. Ведь погода испортилась и, кажется, наступила настоящая зима. Жена куталась в шубку, которую в тот вечер надела впервые, и жаловалась на холодный ветер.

Показания заняли всего несколько строчек. Николая переспросили только об одном: не упоминала ли Нина, что после аэропорта отвезет дочь к матери? Николай ответил, что это они не обсуждали. Само собой разумелось, что жена и дочь поедут домой, спать. Он тогда и думать не мог, что Диана окажется у бабушки, а Нина — бог весть у кого.

Пауза. Следователь, которого он уже привык видеть, открыл рот, чтобы что-то сказать, но второй неожиданно поднял руку, призывая к молчанию. Он в этот момент вчитывался в какие-то бумаги. Потом поднял голову и переспросил: как была одета Нина в тот вечер? Николай говорит, что в шубу? Он уверен в этом?

— В шубу, конечно! — подтвердил тот, слегка удивленный. — Ребята, вы и шубу приплели? Мало вам машины, денег? Могу привезти — она уцелела, висит в шкафу!

На его гневный выпад не обратили внимания. Но попросили вспомнить в точности все подробности туалета покойной. Напомнили, что у нее было еще и теплое пальто с меховым воротником. Он уверен, что Нина не была именно в нем?

Вдовец раздраженно согласился, что такая вещь действительно имелась в гардеробе его жены. Но она не очень любила это пальто и надевала его редко. Потому что оно было каким-то странным — для холодов слишком легким, для теплой погоды — тяжелым. В тот вечер она точно была в шубе.

— Но у нас тут есть показания, что в ту ночь ваша жена была одета в черное пальто с белым воротником, — монотонно заговорил следователь, который вел дело Седенко. — Могу процитировать…

Николай отверг это предложение. Он раздраженно заявил, что ему могут цитировать и приписывать все, что угодно. Мало баллончика, теперь взялись за пальто с шубами? В конце концов, что тут — следственное управление или универсальный магазин? Он отвечает за свои слова, всегда отвечал. Разве он не помогает следствию всеми силами, разве не отдал им машину, разве отказался привезти деньги?

Его попросили успокоиться. А через несколько минут подписали пропуск. Николай ушел еще более неуверенным в благополучном исходе дела, чем прежде. Он позвонил адвокату и узнал, что только что совершил еще одну серьезную ошибку. Нельзя было ходить на такую важную встречу в одиночку.

— Да чтоб вы все провалились! — простонал озадаченный Николай. — Иногда я думаю, что в самом деле лучше кого-то убить! Таких-то оправдывают в два счета! Надоело, к чертовой матери!

Он решил не возвращаться на работу, а прямо ехать домой, к дочке. Та очень тревожилась, когда отца не было дома, и затихала, только забравшись к нему на колени.

Поужинав, отец обнял Диану и грубовато погладил ее шелковистые темные волосы:

— Как дела?

— Ничего, — глухо ответила девочка.

— Скучала?

Молчание. Николай покачивал ребенка на коленях, совершенно забыв, что Диана уже не маленькая и укачивать ее поздновато. Но та блаженно молчала — ей это явно нравилось. Наконец отец коротко поцеловал ее в макушку и спросил, помнит ли она, как была одета мама в тот вечер, когда они все вместе ехали в аэропорт.

— На ней была шуба, — моментально ответила Диана.

— Ну вот, ты тоже видела! А можешь мне это доказать?

Девочка, мгновенно включившись в игру, ответила, что может. И вот почему — в кармане шубы, только что извлеченной из пакета, в который она была упакована на лето, мама отыскала прошлогоднюю жвачку. Диана выпросила ее и сжевала. И отлично помнит, что жвачка была затвердевшая, сухая, совсем невкусная. Девочка грустно жевала ее до самого аэропорта, а после, когда вышли провожать папу, выплюнула. Тайком от всех, потому что мама запрещала плеваться на улице.

Эпилог