Светлана Климова - Ловушка горше смерти

Солнце словно замерло над горизонтом, но пропало минут через двадцать, когда они встали на станции Казачья Лопань. Поезд было затих в полудремоте, но вскоре захлопали двери, донеслись голоса: шел таможенный досмотр — первый на украинской границе.

Их купе было третьим от проводника.

— Долго стоять? — спросила Лина у грузной женщины, которая внизу, под мальчиком, только начала раскладывать вещи, потому что другая, ее спутница, совсем недавно появилась в купе, волоча с собой сумки из соседнего вагона.

— Когда как. Может, кого ссаживать будут. Хохлы этот поезд шмонают не особо — все уже всех знают, всем заплачено. А не заплачено, так заплатят, — ответила женщина и неожиданно обратилась к Лине:

— Послушайте, девушка, я вижу вы без вещей. Возьмите у нас одну сумочку… Ладненько?

— А что там? — спросила Лина.

— Та не важно. Все равно не будут смотреть.

— Ваня, — сказала Лина — я пойду в тамбур покурить если без меня придут и будут спрашивать о вещах — позови.

Но этого не понадобилось, потому что, когда в купе постучали, грузная женщина сразу же воскликнула:

— Доброго здоровья, пан Остапенко! В ответ рассмеялись, и молодой голос, слегка грассируя, произнес:

— А, это вы… Что-то сегодня у вас многовато…

— Так мы ж не одни тут! — живо воскликнула женщина. — Мальчик, позови быстренько маму!

— Да ладно, — произнес голос, и тут же застучали в дверь соседнего купе.

Иван смотрел в окно, пока не вернулась Лина. Женщины, закончив утрамбовывать свои сумки, вышли, как он понял, к знакомым в плацкартный вагон.

Когда поезд тронулся, он спрыгнул к матери вниз.

— Есть хочешь? — спросила она.

— После, — ответил мальчик. — Мама, а где вы с Манечкой жили в Москве?

— В Измайлове, — сказала Лина, — есть такая станция метро — «Измайловский парк».

— Мы съездим туда?

— Зачем? — сказала Лина.

Во время следующей остановки, в Долбине, их спутницы так и не появились. Поезд остановился у низкой платформы, возле которой не имелось никакого станционного здания. Стемнело, в вагоне зажегся свет и сейчас же почему-то погас. В кромешной тьме снаружи доносились крики торговок жареными курами и пивом. Потом возмущенно заорал проводник, божась, что в Харькове никакого негра не сажал. В проходе за полуоткрытой дверью заметались лучи фонарей, и весь вагон принялся ловить негра который, как оказалось, должен ехать по особому какому-то билету. В конце концов его обнаружили в дальнем купе и увели в сопровождении бригадира поезда. Все стихло на короткое время, но внезапно дверь откатилась. Вспыхнул свет, слабый сначала, потом ярче и ярче.

— Ваши документы? — услышал мальчик и, прежде чем спуститься вниз, увидел двух пограничников в серо-зеленой форме, один был с автоматом. Третий, в каскетке с российской кокардой, с замкнутым выражением повертев в руках паспорт Лины, вскинул глаза:

— Вас здесь двое?

— Нет, — произнесла Лина.

— Следуете в Москву?

— Да.

— Сын?

— Да, — сказала Лина, и в ту же секунду мальчик оказался рядом с ней, успев заметить на лице пограничника неподдельное восхищение, явно относящееся не к нему.

— Счастливого пути, — сказал военный.

— Спасибо, — проговорила Лина вслед.

Мальчик вышел в коридор. Пограничники, нигде не задерживаясь особо, миновали купе проводника, и тот, что с кокардой, обернулся и помахал Ване.

Однако стояли еще долго. Как только поезд тронулся, сын сообщил Лине, что уже проголодался. После еды он какое-то время повозился на своей полке с шахматами, затем постоял с Линой в тамбуре, пока она курила, чистил зубы, глядел в темное окно, так ничего и не высмотрев, и уснул, не услышав, как Лина погасила свет и заперла купе, и как среди ночи ее разбудил осторожный стук в дверь, и еще с полчаса обе соседки не давали ей вновь погрузиться в чуткий вагонный сон своим хмельным шепотом и хихиканьем.

Он был поднят утром, накормлен и напоен горячим чаем прямо на полке, и первое, что заметил, — спокойные и тщательно подкрашенные синие глаза Лины и запах духов от нее. бе их соседки спали, и та, что помоложе, смутила Ивана заголившейся до бедра ногой в светлых волосках, с широкой и плоской потрескавшейся пяткой на скомканной серой простыне. Иван отвел взгляд и сосредоточился на темной макушке Лины, обеими руками держа подстаканник с прыгающим, наполовину пустым стаканом.

— Сейчас ты спустишься, одну .минуту, — сказала шепотом Лина. — Давай стакан. Ты одет? Отнеси, пожалуйста, его проводнику. — И когда мальчик спрыгнул вниз то сейчас же понял причину некоторого ее раздражения: стол был завален свертками, смятыми газетами, яичной шелухой и прочим мусором.

Однако, когда он вернулся, Лина уже стояла в коридоре с их сумками. За пыльными окнами светило белесое солнце, рядом с полотном дороги тянулось шоссе, потом пошли нескончаемые кварталы и промышленные площадки, и он смотрел на это с острым удовольствием до полной остановки поезда, не замечая ни отсутствия матери, ни снующих позади него пассажиров. Дверь их купе до самой Москвы так и не открылась…

Адвокат встречал их на перроне. Лина шла рядом с рослым мальчиком в накинутой на плечи ветровке, его рыжеватые вьющиеся волосы сразу растрепал прохладный ветер. Дмитрий Константинович смотрел на женщину глазами вчерашнего российского пограничника — однако сожаления в его взгляде было больше, чем восхищения.

— Привет! — воскликнула Лина. — Вот, мы приехали. Это… Ваня, познакомься, Дмитрий Константинович.

— Здравствуйте, — сказал Иван и, вложив ладонь в протянутую руку адвоката, осторожно ее вынул, потому что Дмитрий Константинович никак не отпускал ее, говоря при этом:

— Просто замечательно, что ты, Лина, сообщила номер вагона. Ужасно рад, что вы наконец решили выбраться в Москву — мы так давно не встречались. Ты превосходно выглядишь…

Лина посторонилась, пропуская тележку носильщика. Адвокат, спохватившись, повел их через тоннель к выходу в город, и, пока они шли, женщина с любопытством поглядывала по сторонам. Какая-то печальная ирония была сейчас в ее глазах.

Серая «девятка» Семернина обнаружилась в тесном строю припаркованных машин, невдалеке от стоянки такси. Иван юркнул на заднее сиденье, а Дмитрий Константинович, усадив Лину, поместился за рулем и, прежде чем тронулись, щелкнул зажигалкой перед сигаретой гостьи. Взглянув в зеркальце, он подмигнул мальчику.

— Сейчас попробуем выбраться из этого сумасшедшего дома, — пробормотал он, неуклюже разворачиваясь всем корпусом и внимательно глядя поверх головы мальчика. «Девятка» начала мало-помалу пятиться.

Кое-как они выбрались на Кольцо, и через минуту Курский вокзал остался позади.