Дженнифер Хеймор - Греховный намек

Что ж, с этим спорить трудно. И все же…

– Видишь ли, Софи, я…

– Пожалуйста, Тристан… – перебила она. – Прошу тебя, пожалуйста…

Он привлек ее к себе и, поцеловав в лоб, прошептал:

– Ладно, хорошо, любимая.

Она трепетала в его объятиях и долго прижималась к нему, прежде чем отстраниться. Наконец со вздохом поднялась и направилась к выходу.

«Боже, она даже не хочет поговорить со мной», – думал Тристан. Но решил не поддаваться панике. Софи была измучена, ужасно устала… Возможно, она права – может, будет лучше, если они попытаются урезонить Гарета утром.

Едва переставляя ноги, Тристан вошел в спальню, разделся. Скользнув под одеяло, он тотчас задремал.

СОФИ…

Проснулся же словно от удара. И сразу увидел яркий дневной свет, сочившийся сквозь кружевные желтые занавеси.

Отшвырнув одеяло, Тристан подбежал к двери. Повернул ручку, но она не поддавалась. Кто-то запер дверь снаружи!

Тристан дернул ручку еще раз. Бесполезно. Он ударил в дверь кулаком, но тут же, успокоившись, прошелся по комнате. Когда-то в прошлом его устрашили бы выходки Гарета и он беспрекословно покорился бы кузену. Но не теперь. Ведь теперь он отец семейства, к тому же уважаемый член палаты лордов. Нет, его не запрут в собственном доме!

Однако следовало как-то выбраться отсюда… И немедленно найти Софи. Когда же он отыщет ее – тотчас увезет вместе с детьми в безопасное место.

Тут дверная ручка вдруг повернулась, и что-то щелкнуло. А в следующее мгновение дверь с шумом распахнулась. На пороге высился Гарет – все еще в своем длинном черном плаще. Лицо его осунулось, а под глазами появились темные круги – словно он не спал ни минуты.

Мужчины молча уставились друг на друга. Наконец Гарет проговорил:

– Я настаиваю, чтобы ты оставался здесь, пока я не вернусь.

Тристан изобразил полное равнодушие.

– Зачем это… ваша светлость?

Гарет на секунду отвел глаза.

– Я должен увидеть Энсли.

Тристан пожал плечом.

– Да, разумеется. Хотите попросить нашего поверенного как можно скорее решить вопрос о возвращении титулов и земель?

– Нет.

Тристан вопросительно взглянул на кузена, и тот заявил:

– Плевать мне на эти проклятые земли и проклятый титул!

– Вот как? – вежливо осведомился Тристан. Странно, но ему тоже плевать… – Тогда почему же вам так не терпится увидеть Энсли?

– Энсли отправится в Докторс-Коммонс с иском об аннулировании вашего с Софи брака.

Слова Гарета были тяжелы, как удары молота. И Тристан вдруг почувствовал, что лишился дара речи.

– Я подумал, что тебе нужно это знать, – добавил Гарет.

Язык по-прежнему не повиновался Тристану. Боже, но это немыслимо! Однако же… Ведь Софи сначала вышла за Гарета, и, следовательно, закон будет на его стороне.

Нет, он этого не допустит, черт возьми!

Тристан лихорадочно обдумывал план действий. Прежде всего ему необходим новый адвокат, и вместе они найдут лазейку в законе, помешают Гарету аннулировать брак.

– Я настаиваю, чтобы ты оставался здесь до моего возвращения, – повторил Гарет. – И если все сложится удачно, то к концу дня мы подадим документы и начнем процесс.

– Я буду бороться за нее, – заявил Тристан, когда кузен уже повернулся, чтобы уйти.

Гарет медленно обернулся и сквозь зубы процедил:

– Но ты проиграешь.

– Нет, я сделаю все возможное, чтобы остаться с ней.

Гарет с усмешкой пожал плечами.

– Можешь пытаться сколько угодно, Уэстклиф, но Софи моя. Она всегда была моей.

Тристан решительно покачал головой:

– Нет, она не покинет меня. Во всяком случае, по собственной воле.

– Держись подальше от моей жены, иначе я убью тебя, – тихо, почти шепотом проговорил Гарет.

Он обернулся, чтобы что-то сказать охраннику, стоявшему за порогом. И Тристан успел его увидеть. Этот парень, вне всяких сомнений, был из низших слоев общества, и он смотрел на Гарета с таким благоговением, словно тот был самим Господом Богом.

Что ж, Тристан знал, как управлять подобными людьми. И после ухода Гарета, выждав час, он легонько постучал в дверь. Подошел парень и поинтересовался, что случилось.

– Я могу с вами поговорить? – спросил Тристан. И тотчас взялся за дело.

Крохотные пылинки танцевали в столбе солнечного света, струившегося в окно. И давно уже миновало утро, день был в разгаре.

Софи впервые спала в этой длинной узкой комнате второго этажа. Став женой Гарета, она решила, что будет спать с ним в его спальне, и не пожелала перебраться в покои герцогини, когда он пропал. А потом там, в комнате Гарета, она спала вместе с Тристаном.

Софи отодвинула занавеску из плотного ситца, чтобы впустить побольше света; эта комната казалась сырой и унылой, возможно – из-за низкого скошенного потолка.

Сегодня она весь день металась по комнате как зверь в клетке и постоянно вспоминала разговор с Гаретом. Впрочем, он ничего толком не объяснил – ушел, не ответив на их с Тристаном вопросы. Когда же мистер Фиск мудро предложил им спать раздельно, она согласилась. Да-да, подобное решение казалось вполне логичным.

К тому же Софи тогда решила, что не сможет остаться наедине с Тристаном. Однако теперь, оказавшись в незнакомой комнате, она гадала, было ли ее решение правильным.

Более всего на свете Софи ненавидела собственное бессилие, но именно с ним она боролась с тех пор, как пробудилась сегодня на рассвете. Открыв дверь, она увидела за порогом незнакомого темноволосого мужчину, и тот не слишком вежливо потребовал, чтобы она оставалась в комнате. Софи приказала пропустить ее, но он наотрез отказался. Когда же она попыталась протиснуться мимо него, он просто поднял ее, уложил на постель и вышел, закрыв за собой дверь.

Но почему, почему, почему?.. Почему Гарет вернулся? Почему пропадал так долго? Почему заставил ее и Тристана страдать? И главное: почему она стала пленницей в собственном доме?

Дети… Тристан… и сам Гарет. Где они все? И все ли с ними в порядке? Видел ли Гарет свою дочь? Сколько раз Софи представляла подобную встречу, и вот теперь, запертая в этой узкой комнате, она, вполне возможно, ее пропустила.

Где же Тристан?! Почему он за ней не приходит?!

Она позвала его через дверь. Звала и Гарета, и свою камеристку Делию, и Коннора, и миссис Крам – звала хоть кого-то, но никто не явился, кроме молодой горничной, приносившей еду и помогавшей ей утром одеться.