Галина Куликова - Врушечка
— А я-то мечтал о поцелуе, — с сожалением заметил Шелестов, решив взять ее нахрапистой честностью.
— И что? — удивленно спросила она с набитым ртом.
Ела она тоже совершенно не так, как это делают девушки на свиданиях. Обычно они клюют, как птички, изящно держат вилку, легонько тыкая ею в салатик. Настя ела с удовольствием. Словно сидела в собственной кухне после работы, не скрывая аппетита и не рисуясь.
— И что? И то, — передразнил он. — Как я буду целовать вас, когда вы чеснока наелись?!
— Чеснока? — удивленно переспросила она и сыто улыбнулась: — Ну, тогда как-нибудь в другой раз. Поцелуемся, я имею в виду.
Стало совершенно ясно, что она потеряла к кавалеру всякий интерес. Как раз после того, как он спросил, замужем ли она. Вероятно, тут был какой-то подвох, и Шелестов во что бы то ни стало решил дознаться — какой.
Именно в этот момент зазвонил ее мобильный телефон. Решив, что это Матвеев, который все-таки ее хватился, Настя, не глядя на дисплей, поднесла аппарат к уху.
— Извините, — вежливо сказала она Шелестову и произнесла в трубку: — Алло!
Однако это оказался никакой не Матвеев. Это оказалась ее коллега Таня Уманова.
— Настюха, — проговорила она плачущим голосом. И с места в карьер бухнула: — Настюха, нас увольняют!
— Ты что? Не может быть.
Настя почувствовала, как кровь отхлынула от ее щек. И от ее сердца. Увольнение! Страшный сон, который она отгоняла от себя, не смея предаваться опасениям, чтобы не накликать беду.
— Откуда ты знаешь?
— Позвонил Маслов, объяснил ситуацию. Сказал, что мы в дерьме, что выхода никакого нет, и он распускает сотрудников. С завтрашнего дня можно не выходить. Он и тебе звонил, но ты не отвечала. Настюха, ты чего молчишь?
— Перевариваю. — Настя так стиснула зубы, что ей было трудно отвечать.
Шелестов, который слов Тани не слышал, но следил за Настиным лицом, сдвинул брови. Потом занервничал и впервые за весь вечер достал из кармана сигареты.
— Можно? — спросил он у нее одними губами.
Она смотрела сквозь него, словно он был стеклянным. Она вообще ничего перед собой не видела. Когда говорят, что перед человеком разверзлась бездна, имеют в виду именно такие ситуации. Шелестов закурил, положив зажигалку на стол. Настя тут же взяла ее в руки и принялась нервно щелкать, высекая огонек.
— Я попробую связаться с Елизаветой Васильевной, — говорила между тем Таня. — Елизавета Васильевна всегда все знает…
— Полагаю, это бессмысленно, — мерзлым голосом произнесла Настя. — Хотя попробовать стоит. Я… Я тебе завтра позвоню, хорошо?
Она опустила телефон в сумочку и сцепила руки перед собой. Ей стало страшно. Она оказалась лицом к лицу со своим будущим — темным и мало предсказуемым.
— Что-нибудь случилось? — тревожно спросил Шелестов, делая короткие затяжки и выпуская дым в сторону.
Настя посмотрела на него в упор и неожиданно поняла, что ее больше не интересуют отношения. Сердечные переживания. Только работа. Работа, без которой жизнь очень быстро превратится в кошмар. По крайней мере, для нее.
— Спасибо за картошку, — сказала она вслух. — Но у нас ничего не получится.
— А что такое мы собирались делать? — удивленно спросил ее визави и затушил сигарету в пепельнице. — Что у нас не получится? Слушайте, не валяйте дурака и признайтесь: о чем вам только что сказали по телефону?
— О том, что меня уволили, — бухнула она. — Вернее, не меня, а нас всех. И я сейчас не могу… знакомиться. Мне было очень приятно, но…
Она поднялась — натянутая, словно струна, не подозревая, до чего Шелестов ею очарован. Больше всего на свете ей хотелось выскочить на улицу, очутиться на бульваре и, сев на какую-нибудь скамейку под деревом, спрятать лицо в коленях.
— Эй! — воскликнул он, тоже вскочив и давая понять, что не разрешит ей просто так уйти. — Вы с ума сошли? Вас всего лишь уволили, а вы хотите пренебречь нашим знакомством.
— Да что вы понимаете! — глаза Насти сделались огромными. — Всего лишь?! Мне нужна работа. Я умру без работы!
— Ого, — сказал Шелестов. — Вот это напор. Подождите, сядьте. Может быть, мы вместе что-нибудь придумаем?
Настя сделала глубокий вдох и медленно опустилась на свое место. Слезы, которые не шли, когда она хотела поплакать из-за платья, неожиданно подступили к горлу.
— Вы что, миллионер? Владелец фирмы? — с подозрением спросила она.
— Нет, — покачал головой Шелестов. — Ничего такого.
— Вот видите! Значит, вы ничем не сможете мне помочь. В стране кризис, людей увольняют пачками… Простите, мне надо в дамскую комнату.
Она сорвалась с места и ринулась в туалет плакать. Шелестов точно знал, что — плакать, потому что нос у нее к концу фразы набух и покраснел. Шелестов почувствовал жалость и… азарт! Мужской азарт, который разгорелся в нем, словно костер.
По-детски почесав макушку, он достал из кармана сотовый и быстро набрал номер.
— Привет, это я. Слушай, я по делу. Ты еще не нашел себе помощницу?
— Помощника, — ответил ему ворчливый голос. — Нет, не нашел.
— А по-моему, тебе нужна именно помощница.
— Спасибо, я уже наелся помощницами до отвала.
— Очень смешно. Валька, сделай одолжение, возьми на работу мою знакомую. Я прошу всерьез.
Невидимый Валька некоторое время медлил, потом мрачно поинтересовался:
— Это напоминание о старом долге?
— Да! — радостно согласился Шелестов.
Настя появилась из туалета с густо запудренным лицом и мокрыми ресницами.
— Зря вы удрали так быстро, — сообщил Шелестов. — Я вам работу нашел. Завтра можете выходить.
Настя посмотрела на него обиженно, как кошка на горох, очутившийся в ее миске.
— Правда, вы будете не менеджером, а простой помощницей. Зато — старшего партнера фирмы, — продолжал тот как ни в чем не бывало. — И зарплата там очень хорошая.
Он повторил цифру, которую назвал ему Валентин, и увидел, что у Насти от удивления вытянулась шея. Она была ужасно забавной и нравилась Шелестову до дрожи в коленках, даже несмотря на свое искреннее горе и распухший в честь этого нос.
Вместо того чтобы начать бурно радоваться предложению, Настя заявила, мрачно глядя на него:
— Если я соглашусь, то попаду к вам в рабство.
— В какое рабство? — опешил Шелестов.
— В обыкновенное, человеческое.
— Еще скажите — сексуальное, — рассердился он. — Я что, к вам приставал? — От злости у него даже нос заострился. — Вот же дурочка! Вам сколько лет?
— Двадцать семь, — покорно ответила она.
— Разве можно быть такой дурочкой в двадцать семь лет?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});