Виктория Платова - После любви

Не сейчас.

Вернуться сейчас означало бы капитулировать. Признать, что состариться в Эс-Суэйре мне не суждено, что привязанность к Доминику – фантом, что привязанность к отелю Доминика "-ложь, я просто использовала их – и Доминика, и отель; я пережидала время – именно так. В любом случае – был бы другой город, и другой отель, и другой Доминик.

Они ничего не стоят, ровным счетом ничего.

…Ничего не стоящий Доминик ждет меня на террасе. В окружении песка – он летит с океана, в ореоле прожекторов – их. только что включили. Картину дополняют несколько парашютов и несколько воздушных змеев, несмотря на вечер болтающихся в небе. Идиллическая картина сотворения мира по серферу, Доминик здесь нужен так же, как лыжи в пустыне.

–.Привет! – Я улыбаюсь Доминику самой ласковой из своих улыбок. Самой ласковой и самой фальшивой.

– Все в порядке? – интересуется Доминик.

– Все отлично.

– Ты встретила их?

– Да.

– Никого не потеряла по пути?

– Нет.

Доминик не просто изучает меня, как проделывал это неоднократно после моих возвращений из аэропорта, он пожирает меня глазами.

– Кто прибыл на этот раз?

– Шестеро и один, – врать Доминику я не в состоянии.

– Шестеро и один – будет семеро. Значит, прибыли семеро?

– Я предпочла бы именно эту формулировку – «шестеро и один».

Ужин, как обычно, приготовлен Наби; Наби живет при отеле гораздо дольше, чем я, и даже дольше, чем сам Доминик. Отец Наби работал у отца Доминика, так же, как дед Наби работал у деда Доминика, в то время, когда отель еще процветал. Теперь хозяйство пришло в упадок, на деньги, которые платит Доминик, семью не прокормить, так что Наби едва сводит концы с концами. Он мог бы уехать к зажиточным родственникам в Мекнес или отправиться в Агадир, туристический центр, где спецам, подобным Наби, всегда нашлась бы работа. Но Наби не делает этого, он привык к отелю и верит в то, что однажды все чудесным образом изменится.

Блюда, которые Наби стряпает из морепродуктов, всегда получаются отменными.

Запеченные креветки, салака на гриле и большое количество пряностей – все возбуждает аппетит, все дразнит обоняние, открытие последних пяти минут: я проголодалась!

– Чертовски хочется жрать! – в подтверждение я запускаю пальцы в тарелку с креветками. – М-м… сегодня у креветок замечательный вкус, ты не находишь, Доминик?

Доминик не отвечает. Вернее, отвечает не сразу. В руках Доминика подрагивает тонкий листок «Фигаро» – щит средневекового рыцаря, да и только! Сидя на безопасной террасе в Эс-Суэйре, он защищается им от вызовов Большого Мира, почему никогда раньше мне не приходила в голову такая простая мысль? Почему никогда раньше я не замечала, как печальны глаза Доминика? И этот маленький шрам на подбородке – я тоже не видела его!

– Шрам. Откуда у тебя шрам, Доминик?

– Шрам?

– Вот здесь, на подбородке.

Я перегибаюсь через стол и касаюсь рукой шрама Доминика. Доминик не делает никаких движений, сидит смирнехонько: СТО ПРОТИВ ОДНОГО – для морских пехотинцев из его брюха уже прозвучала команда «отбой».

– Он был всегда, – голос Доминика печален также, как и его глаза. – Всегда. Просто раньше ты не обращала на него внимания.

– Удивительно!

– Нисколько не удивительно. Кстати, и креветки сегодня самые обычные.

– Разве? – преувеличенно удивляюсь я.

– Точно такими же они были и вчера. И позавчера, и месяц назад.

Я больше не слушаю Доминика. Его лысеющий череп – вот что привлекает меня. Не так уж он некрасив, совсем напротив. Приди Доминику идея побриться наголо – все это могло выглядеть даже привлекательно, это подчеркнуло бы линию лба, и скрасило бы излишнюю округлость щек, и уравновесило бы подбородок. Брюху же (скрытому сейчас фиговым газетным листком) не поможет ничто, если, конечно, Доминик срочно не начнет качаться. Или играть в футбол в свете прожекторов.

– …Ты не слушаешь меня, Сашa! – в сердцах бросает Доминик.

– Конечно, слушаю. Еще никогда я не была так внимательна!

Положительно, скинь Доминик килограммов тридцать-сорок, он стал бы настоящим красавцем, колониальной достопримечательностью Эс-Суэйры, а сколько сердец он смог бы разбить! Сколько сердец хрустнуло бы под его пальцами подобно креветочным панцирям, мое сердце – не в счет, мое сердце уже занято.

– О чем я говорил, Сашa? – Доминик проявляет странную, несвойственную ему настойчивость.

– О чем? Мы рассуждали о креветках. О том, что сегодня они необычайно вкусны.

– Это ты сказала, что они необычайно вкусны.

– Просто тают во рту…

– Это ты… Ты сказала. А я сказал, что они самые обычные. Они – обычные, а ты – нет. Сегодня ты не такая, как всегда. Что произошло, Сашa?

Мне не хотелось бы обсуждать это. Во всяком случае, с Домиником.

– Почему ты не женишься, Доминик? – этот вопрос я задаю ему впервые. Впервые за три года, проведенных в отеле «Sous Le del de Paris».

На Доминика жалко смотреть: нелепый пот струится по нелепым вискам, нелепые пухлые губы подрагивают, нелепый подбородок трясется мелкой дрожью.

– Я хотел… Хотел сделать предложение одной чудесной девушке. Я даже купил кольцо…

– И что? Что ответила тебе чудесная девушка?

– Вот, посмотри!

Серебряная цепочка. С каких пор Доминик носит цепочку? Вопрос «почему раньше я не замечала ее» неуместен. Так же, как неуместна сама цепочка на толстой потной шее Доминика. И я испытываю самое настоящее облегчение, когда он снимает ее. И кладет на ладонь, и протягивает ладонь мне. Очевидно, чтобы я оценила кольцо, запутавшееся в цепочке. Очень мило со стороны Доминика.

– Что ж, чудесное кольцо.

Кольцо и вправду замечательное, может быть – слегка тяжеловатое, слегка помпезное и… слегка потертое. Проведшее с Домиником чуть больше времени, чем следовало бы.

– А как зовут девушку? Мерседес?

Мерседес, сладкая, как яблоко, не выходит у меня из головы.

– Мерседес? – удивляется Доминик. – Совсем не Мерседес.

– Тогда почему ты до сих пор не отдал… Чудесное кольцо чудесной девушке?

– Я хотел… Я только ждал подходящего момента.

– И?

– Он так и не наступил. Чудесную девушку увели у меня из-под носа.

– Как жаль.

Мне действительно жаль Доминика. Скинь Доминик килограммов тридцать-сорок, этого никогда бы не произошло.

– Мое сердце разбито, Сашa.

Представить разбитое сердце Доминика не составляет труда, стоит только разобрать завал из досок для серфинга и отогнуть край газетной страницы: там оно и лежит, расколотое на несколько жирных, сочащихся кровью кусков, даже Наби при всем его кулинарном таланте не смог бы сочинить из этого рано состарившегося мяса ничего, кроме банального гуляша.