Сандра Браун - Эксклюзивное интервью

— О'кеи, О'кей, тогда…

— Подожди минучку, — прогундосила она, — не стягивай. Если ты секундочку подождешь, я сейчас все достану и постелю.

По всей видимости, парень уже зашел слишком у далеко и ждать больше не желал. Снизу послышались характерные звуки ритмичного движения, постукивание о стенку. Ну, может быть, об пол. Этого Грэй не мог сказать наверняка. Да он и не хотел досконально анализировать возникшую проблему, ибо точное знание того, что происходит внизу, могло породить в его воображении столь живописные картины, что он не поручился бы за последствия. Он попытался отвлечься, но звуки, шедшие снизу, не оставляли никакого сомнения в том, что любовь там в самом разгаре. Грэй плотно закрыл глаза, жалея, что не может так же эффективно отключить и слух. Как ему хотелось подавить свои непроизвольные реакции. Ну если не все, то одну-то уж точно.

Барри, почти не дыша, лежала рядом, испытывая такое же возбуждение, как и он. Он знал об этом, потому что чувствовал ее неподвижность и отсутствие дыхания. Он чувствовал абсолютно все, что касалось ее, начиная с аромата шампуня до ощущения ее ног рядом со своими коленями.

Сцена, разыгравшаяся на полу передвижного домика, была как будто взята из так называемых «холостяцких» фильмов, которые обычно смотрят в суровых мужских компаниях под аккомпанемент расплескиваемого пива и звон бутылок. О таких рандеву языком рисунков очень часто повествуется в самых похабных из порножурналов.

Вряд ли в этой картине содержались элементы искусства. Нельзя было назвать ее и изысканной эротикой. Происходило нечто совершенно низкопробное, банальное и вообще… Но черт бы их там внизу подрал! Он уже раскалился добела.

Впрочем, своим состоянием он был обязан не столько сексуальным играм внизу, сколько тому, что они с Барри фактически находились в объятиях друг друга. Она — полунагая, он — полностью одет. Одного этого было уже достаточно. Опасность «засветиться» обостряла чувства и напоминала ему сцену из детства, когда он шестилетним мальчиком сбежал с восьмилетней дочкой проповедника в их персиковый сад играть в Адама и Еву.

Природа в очередной раз сыграла с мужчиной злую шутку: чем больше он старался подавить возбуждение, тем сильнее сгорал от страсти.

Этот болван снизу вдруг заорал дурным голосом, а потом немного погодя прохрюкал:

— Тебе понравилось, моя лапочка?

— Нет, и сдохнуть мне на этом месте, если я прикидываюсь!

— Не переживай. Сейчас все будет в порядке. У меня еще куча резинок, а на работу ехать аж через сорок пять минут.

Сорок пять минут!

Грэй почувствовал, что он столько не выдержит. А Барри? Испытывает ли она то же самое? Он ощутил ее учащенное и горячее дыхание. Что это — тревожное волнение или возбуждение?

Словно прочитав его мысли, она шевельнулась. Чуть заметно. Ее колени, до сих пор прижатые к груди, стали распрямляться, но так медленно, что он не решался поверить в это.

Старательно сдерживая дыхание, она распрямлялась едва ли не по сантиметру, он постарался облегчить ей движение и вздрогнул от ее неожиданного прикосновения. Потом Барри скользнула ногой по его чреслам и вытянулась вдоль его тела. Теперь они лежали лицом друг к другу.

Она слегка запрокинула голову, потом отклонилась сильнее. Это не могло быть игрой его воображения, потому что теперь он ощущал ее дыхание губами. И в темноте, под одеялом он знал, что она смотрит на него, на его рот.

"Ну ты и дурак», — поду мал он в такт удару сердца, приближаясь к ней вплотную и целуя. При этом прикосновении губы девушки слегка приоткрылись. Совсем чуть-чуть. Но этого оказалось достаточно, чтобы он полностью отдался во власть безрассудной страсти.

«Не делай этого, Бондюрант!»

Но его уже ничто не беспокоило, стоило только языку проникнуть ей в рот — сладкий, мягкий, шелковистый рот! Рука беззвучно скользнула по спине Барри, он коснулся ягодиц девушки и с силой прижал ее к себе.

Теперь только слой тончайшего шелка отделял ее лоно от вздувшейся ширинки. Не делая резких движений, она стала волнообразно покачивать бедрами.

Сдавленный звук, скорее шипение, чем голос, вырвался у него из горла. Она принялась двигаться интенсивнее. Он еще крепче обнял ее. Прижавшись щекой к ее щеке, он пытался дышать очень тихо, несмотря на то что это было практически невозможно, так как сердце его, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Однако они остались незамеченными, потому что парочка внизу как раз увлеклась глупой, кокетливой болтовней, особый идиотизм которой придавало постоянное хихиканье женщины. Предмет их разговора сейчас мал о заботил Грэя.

Он полностью сосредоточился на поцелуях Барри, рот в рот, влажных и развратных. Он уже сбился со счета, сколько раз он целовал ее, сколько раз его язык совершал дерзкие набеги в ее рот. Он ни на мгновение не прерывал контакта с ее губами, даже когда они останавливались, чтобы перевести дыхание, затрудненное как возбуждением, так и опасностью разоблачен и я. Но тем не менее и в эти мгновения она подавалась вперед и кончиком языка играла его верхней губой. Он с удовольствием позволял ей делать это — дразнить и подвергать танталовым мукам, пока его терпение не лопалось. Тогда он прямо-таки впивался ей в рот, крепче сжимал в объятиях и пытался поудобнее расположиться между ее бедрами. Ему это удалось, и он так и остался в этом положении. В голове его мелькали картины их полного соития. Порочные небеса и святая преисподняя!

Это было самое продолжительное, самое интенсивное, самое сокровенное, самое приятное, самое потрясающее сексуальное переживание, которое он когда-либо испытывал. И ему хотелось, чтобы эта сладкая пытка, с одной стороны, как можно скорее закончилась взрывом, а с другой — длилась целую вечность.

Однако развязка наступила отнюдь не по их с Барри воле, а из-за незадачливых любовников.

Грэй спустился с небес на землю только тогда, когда внезапно открылась дверь и свет хлынул внутрь домика. Потом дверь закрыли и заперли снаружи. Парочка обсуждала условия следующего рандеву на улице рядом с домиком. Аргументы девушки оказались сильнее, и кавалер снисходительно согласился встретиться с ней в мотеле.

Барри с Грэем невольно подслушивали печальный разговор расстающихся бедолаг. Наконец эта сценка завершилась, незнакомец забрался в кабину, и машина тронулась.

Как только они поехали и вновь заговорило радио, Грэй сбросил накрывавшее их стеганое одеяло.

Он старался не смотреть на Барри. Ведь что бы это ни было — сейчас все закончилось. Он чувствовал себя точно так же, как и тогда в детстве, когда проповедник в самый интересный момент застукал свою дочь в его объятиях. Тогда они, лежа среди персиковых деревьев, были заняты сравнительным анализом двух самых удачных творений Господа Бога.