Constanta - Марьяна Куприянова
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, Гарзач. Что Вы хотели? – голос дрожал, она явно старалась держаться.
У меня возникло нехорошее предчувствие, и я вошла в кабинет полностью, прикрыв за спиной дверь.
– Я хотела узнать, не было ли сегодня с утра в институте Константина Сергеевича?
Завьялова секунд пять смотрела на меня в упор. Затем уточнила:
– Константина Сергеевича?
– Ну, да, его, – я непонимающе потрясла головой и нахмурилась. Это что, шуточки такие, что ли?
Она поднялась.
– А Вы что… Вы не знаете?
– Что я должна знать? – уже совсем тихо спросила я, чувствуя, как холодеет в груди, сжимает сердце в замороженный ком.
– Константин Сергеевич в больнице. В тяжелом состоянии, – сказано это было таким тоном, что сомнений в достоверности информации не осталось.
У меня подкосились ноги. Никогда не думала, что это выражение настолько буквально – казалось, еще чуть-чуть, и я грохнусь на пол. Со мной такого никогда не случилось без физического влияния со стороны. От этого еще ужаснее. Одновременно меня будто хлестнули по лицу – сильно, безжалостно. Я сделала шажок назад и прислонилась к стене. Голова тряслась, губы беззвучно шевелились, стараясь выдавить один-единственный вопрос:
– Чт-то с-с-с ним… случил-лось?
Никогда, никогда после того случая в детстве, во взрослой жизни я больше не заикалась! Ни разу!
– Сядьте, Яна, – посоветовала Завьялова, выходя из-за стола, чтобы мне помочь.
Но я беззвучно сползла на корточки вдоль стены. Ноги уже не могли меня удержать.
– Что?..
– Это произошло вчера вечером, но мне позвонили только сегодня утром. ДТП. Уснул за рулем. Он в реанимации, еще не приходил в себя со вчерашнего. Тяжелая травма головы. Это все, что я знаю.
Завьялова попыталась положить мне руку на плечо, чтобы выразить поддержку, но я резко поднялась на ноги.
– Какая больница? – рявкнула я. Она даже отшатнулась.
– Шестая.
– Спасибо.
Я вылетела из кабинета, словно мне дали пинка. Теперь было плевать, есть там его жена или нет. Пусть хоть все его родственники заявятся – мне больше не стыдно, что я его любовница! НЕТ! Я больше не боюсь ни чужих осуждений, ни ненависти, ни клеветы! Я боюсь лишь за жизнь и здоровье того, кого люблю. Плевать, кто и что скажет, лишь бы ОН был цел и пришел в себя. Остальное вообще не имеет значения.
Я бежала по лестнице, смахивая со скул крупные горячие слезы, а лицо будто продолжали хлестать, и приходилось стискивать зубы до скрипа, чтобы не разреветься. Если я сейчас дам слабину, то просто упаду на этом месте, подтяну колени к лицу и буду лежать так, пока меня не увезут в психушку.
Так. Нужно успокоиться. Для этого надо отвлечь мысли, а точнее, возобновить их поток в своей пораженной страхом, будто параличом, голове. Думать. Думать. Черт, не получается. Никак. Мозг отказывается разгоняться, отказывается функционировать, отторгая простой факт действительности, протестуя против реальности. Принять ее будет слишком больно. Если я поверю в это, я не вынесу.
Заставить себя отвлечься от мысли, что это произошло с моим Костей, все равно что убегать от опасности во сне. Как ни старайся, будешь стоять на месте и ждать своей участи против воли.
Думать. Думать ясно и трезво. Разгонять мозг, как шестеренки, засыпанные песком под названием страх. Перемолоть к чертям этот песок, чтобы не впадать в панику и смотреть на вещи объективно. Держать себя в руках, не рыдать, не быть тряпкой.
Для начала – принять тот факт, что он действительно попал в аварию. Так.
– Шестая больница, – сказала я таксисту, прыгнув на заднее сидение. – И как можно скорее.
– Все понял, – серьезно кивнул мужчина, а я снова ушла в себя.
Костя сейчас в реанимации. Без сознания. Как это с ним случилось? Хуже всего, что я узнала лишь на следующий день. Надо как-то восстановить последовательность событий. Он уехал от меня и отправился к сыну. Но я не знаю точного времени ДТП. Это случилось по пути туда иди по пути обратно? Шестая больница в районе нашего жилого дома, но не в районе той поликлиники, где лежит его сын. Так может, он даже приехать к нему не успел? Как вообще он мог уснуть за рулем? Конечно! Просто недосып. Из-за мальчугана пришлось здорово поволноваться, торчал в больнице с ним днями и ночами, наверняка почти не спал. Ладно, версия имеет право на жизнь. Вот только не выглядел он замученным настолько, чтобы уснуть за рулем, когда приехал на квартиру. Сказал, что хочет есть, но про сон – ни слова. Что же произошло?
– Триста рублей, девушка, – разбудил меня водила, оборачиваясь.
Я сунула ему пятисотку, которую всю дорогу мяла в руках и чуть не порвала от волнения.
– Не надо сдачи. Это за то, что пер на красный.
Водитель понял, что лучше не протестовать. А я спешно выбралась из авто и побежала к зданию, что было сил. У регистратуры едва перевела дыхание, и, задыхаясь, спросила:
– Довлатов. ДТП. Вчера. Палата?..
– А Вы ему кем приходитесь? – оглядела меня девица.
И тут я взорвалась.
– Какая нахер разница, кто я ему?! Я тебя спросила, в какой он палате, так сложно опустить глазки в журнал и просто ответить?
– Я выполняю свою работу. Он в тяжелом состоянии, к нему нельзя посторонним.
– Я тебе сейчас покажу, кто тут посторонний! – я рванулась вперед и перегнулась через стойку регистратуры, почти вывалившись с той стороны, и чуть не схватила девицу за волосы. Она отшатнулась и отпрыгнула от стойки к стеллажам, что позволило мне схватить со стола журнал приема и учета.
– Вы что творите?!
– Заткнись!
Нужную фамилию я нашла быстро и сразу же бросила журнал обратно, чуть не разорвав страницу.
– Эй, сюда! Тут буйная! Скорее! – верещала девица, но я уже бежала по первому этажу к лестнице и не позволила бы ни одной суке догнать меня на полпути к цели. Я бы горло перегрызла в тот момент любому, кто задумал бы меня остановить.
Однако, когда я оказалась на втором этаже у нужной палаты, успев заметить за жалюзи лишь край Костиного тела – руку в гипсе да одеяло на
