Джастин Скотт - Женщина без мужчины

— А Кириченко?

— Вы сошли с ума! Кириченко служит только режиму, который у власти. Перестройка — он за перестройку. Диктатура — он будет грызть горло за диктатора. Уоллес так глубоко проник в среду Миллионеров, что Кириченко по ошибке решил, что мы их поддерживаем. Вот это и страшно.

— Но если раскрыть ему глаза?

— Тогда начнется террор. Этого Василий и стремился избежать.

— Кого же мне следует опасаться?

— Всех.

— Вы опять пугаете меня?

— Я хочу спасти вас. Ни вы, ни я не знаем, кто нанесет удар… Простите, но наша беседа слишком затянулась. «Астория» перед вами. Нежелательно, чтобы нас видели вместе возле отеля.

— Одна последняя просьба. Назовите фамилию Дины.

— Дина Федоровна Головкина, — продиктовала Натали, соединившись по телефону со служебным кабинетом Финни в американском посольстве.

— Дочь маршала, — без всяких эмоций сделал свое заключение Финни.

— Вот как!

— Маршал Головкин — бывший начальник противовоздушной обороны СССР. Погиб в результате поломки вертолета.

— Несчастный случай?

— Разумеется. Белый дом затребовал об этом инциденте всю информацию.

— Вы ее получили?

— Из официальных источников — да. Ирония судьбы — Головкин возглавлял делегацию на переговорах по сокращению стратегических вооружений. Инцидент произошел накануне его вылета в Вашингтон. Переговоры отложили на неопределенное время.

— Печально.

— Очень печально, миссис Невски.

Напряженный утомительный день подходил к концу. Окна гостиничного номера затянуло изморозью, за которой проглядывала тревожная чернота. Натали заказала ужин в номер и встала под горячий душ. Усталость и нервный озноб постепенно отступали. Она была довольна результатами прошедшего дня: и переговорами с Ростовым, и тем, что удалось выудить у Старкова.

Не имея в руках магнитофонной записи, трудно было добраться до сути, но оставалась надежда на встречу в Эрмитаже с приятелем Дины. Вполне вероятно, что Дина была дочерью истинного главы заговорщиков. С его смертью, как утверждали Джервис и Грег, заговор развалился. Но зачем же тогда цепь убийств, покушений на Натали, слежка, погони? Вероятно, магнитофонная запись не потеряла своей актуальности и представляет угрозу для кого-то, кто пока Натали неизвестен.

Откинув клеенчатую занавеску ванны, она потянулась за полотенцем и застыла в ужасе. На запотевшем зеркале кто-то пальцем начертил короткий столбик цифр.

В панике, накинув на мокрое тело купальный халат, она выскочила из ванной. Ни в гостиной, ни в спальне никого не было. Вспомнив, что она оставила распахнутой дверь ванны, Натали вернулась туда. Пар уже заволакивал цифры на зеркале. Они исчезали на глазах. Натали поспешно обвела их губной помадой, потом схватила книгу «Жемчужины»… Страница 149, строка 7, слово 1 — «Я». 241, 16, 7 — «хочу»…

— Тебя! — раздался за спиной голос Грега. Резные дверцы платяного шкафа отворились, и появился Грег собственной персоной с улыбкой до ушей. — Умоляю, не падай в обморок, дорогая!

— Как видишь, я стою на ногах.

— Московские приключения закалили тебя. Ты мне не рада?

— Я счастлива.

Он шагнул к ней и обнял.

— Теперь давай пошепчемся! — Он обвел пальцем комнату, намекая на возможные микрофоны. — У тебя ко мне куча вопросов, дорогая, не правда ли?

Его губы прижались к ее уху. Это был и шепот, и одновременно ласка. Натали согласилась принять участие в такой игре. Несмотря ни на что, ее тянуло к Грегу.

— Откуда ты узнал шифр?

— Под обложкой детектива Ладлэма я обнаружил «Жемчужины». Твое протестантское воспитание и целомудренное поведение в спальном купе «Стрелы» вряд ли совместимы с чтением порнографии на сон грядущий. Отсюда напрашивается вывод…

— Зачем ты здесь?

— Ты пропадала целый день. Учитывая твою страсть навлекать на себя неприятности и влезать в чужие дела…

— Не лезь в мои дела, Грег!

— Я заказал два билета на рейс «Эр Франс» на утро… Неплохая идея — пару дней погулять по Парижу, отведать французской кухни и получше узнать друг друга. Если же погода в Париже тебя не устроит, можно махнуть ночным поездом в Марсель… Повторить наш железнодорожный незабываемый вояж. У французов не такие узкие полки…

— Я не могу бросить…

— Что?

Натали собралась было сообщить Грегу, что в четверг прибывает вызванный по пожарной тревоге ударный десант «Котильона», но тут же вспомнила, что Грег работает на Джервиса. Не лучше ли пока держать его в неведении?

— Может быть, то, что ты скоро увидишь, заставит тебя бежать отсюда без оглядки. Одевайся, у нас мало времени.

— Куда ты меня тащишь? — удивилась Натали.

— На митинг «Памяти». Предупреждаю, это не театр, это сама жизнь.

Площадь позади Русского музея была расчищена от снега бульдозерами. По всему ее периметру высились громадные сугробы. На них взбирались люди, чтобы лучше видеть и слышать. На самой площади яблоку негде было упасть. Темная масса народа стояла плотной стеной. Пар от дыхания заволакивал толпу густой пеленой. Лучи прожекторов слепили сменяющих друг друга ораторов на кузове грузовика с откинутыми бортами. Рядом расположился фургон телевидения. На крыше его установили аппаратуру с большим экраном.

По совету Грега Натали закуталась в шаль, почти скрывающую ее роскошный жакет. Они вскарабкались на вершину сугроба, спотыкаясь о вмерзшие куски льда. С трудом они нашли место за спинами людей, где можно было стоять, хоть как-то удерживая равновесие. Но сзади подходили еще люди, и они оказались зажатыми в толпе.

Первые ряды митингующих составляли мужчины в одинаковых черных полушубках. Над их головами вздымались освещенные прожекторами плакаты «Россия для русских!», «Горбачев! За сколько ты продал нас?» Многочисленная милиция, окружавшая площадь, свободно пропускала всех желающих попасть на митинг и никак не реагировала на громогласные и грубые выпады против власти.

— Гласность в действии, — шепнул Грег на ухо Натали. — Матушка Россия гуляет!

Через микрофоны гремели истерические выкрики. Ораторы вспоминали «Протоколы сионских мудрецов», говорили о всемирном заговоре жидомасонов против России, о том, что Горбачев и его клика «продали с потрохами» Россию западным еврейским банкирам, о том, что русским уже нет места на родной земле, что русская нация вымирает. Доселе мертво поблескивающий экран вдруг ожил. Сквозь падающие в лучах света снежинки еще страшнее выглядели кадры заброшенных русских деревень, заколоченные окна изб, нищие старухи и спившиеся старики. Лица убого одетых детей взывали о помощи. Толпа реагировала на увиденное нарастающим гневным гулом. Экран показал крупным планом лицо человека, шагающего по заснеженным полям в распахнутой военной шинели. Генеральскую каракулевую шапку он, несмотря на вьюгу, снял и держал в руке. Казалось, он обнажил голову в знак скорби по гибнущей России.