Элеонора Мандалян - Крапленая (СИ)

- Т...ты хочешь сказать, что ты и Погодина...

- Ну да. Я хочу сказать, что я и есть Погодина.

Он наморщил лоб, мучительно пытаясь осмыслить происходящее с ним.

- А как же все это? – Он выразительно обрисовал руками ее формы. – И потом... У нее были кривые зубы, торчащие уши, ужасный нос... Где все это? Да нет, - отмахнулся он, как от наваждения. – Такое просто невозможно. Ты разыгрываешь меня. Но зачем? Кто тебя подучил? Она? Вы вместе задумали разыграть меня, верно? – Хитро улыбнувшись, он вдруг послюнявил большой палец и попробовал потереть родимое пятно на ее груди.

- Не трудись, босс. Оно не смывается. Моя бедная мама прочно приклеила его мне при рождении. – Катя неспеша прикрыла свои прелести и, злобно сверля его глазами, добавила обычным, хорошо знакомым ему голосом: – Это единственная память, оставшаяся мне от нее. Всё! Финита ля комедиа.

- Если я правильно понял, ты прибегла к пластическим операциям?

- Ага.

- Так, так, так... И, конечно же, за мой счет!

- Опять в точку...

- Вот, значит, почему нам никак не удавалось тебя изловить! Погоди, погоди. – Он сдвинул белесые брови к переносице, пытаясь выложить в законченный рисунок многосегментный puzzle. – Выходит, ты флиртовала со мной, держа в подвале моего отца!

- И камень за пазухой тоже, - с издевкой подтвердила Катя.

- Ее голос! Ну конечно, это ее голос! Ее ехидные, колючие глаза! – Он медленно багровел, меняясь в лице. – Тебе показалось мало того, что ты уже сперла. И ты нашла способ вытянуть из меня еще миллион!

- Скажи спасибо, что я вернула тебе отца живым и невредимым.

- Мои деньги ты тоже мне вернешь, как миленькая. Все, до единой копейки. Иначе... Ты ведь отлично понимаешь, сучка, что, попав наконец ко мне в руки, от меня уже живой не уйдешь.

- Забавно. А мне казалось, что это ты угодил в мои коготки и что не мне, а тебе неплохо бы подумать о спасении своей шкуры. – Она почти игриво улыбалась ему, вновь становясь лениво-томной, как сытая дикая кошка после удачной охоты. Ей необходимо было выиграть время

- А, ну да! Коварства и наглости тебе не занимать. И актриса, как выясняется, ты первоклассная. Скольких сразу облопошила. У тебя, должно быть, припрятан под подушкой нож или пистолет. Да только твоя отметина выдала тебя прежде, чем тебе удалось затащить меня в постель.

Он смотрел на сексапильную молодую особу, еще полчаса назад такую нестерпимо желанную, трансформировавшуюся вдруг в его злейшего врага, и никак не мог свести воедино эти два образа. Окажись перед ним Погодина в своем первозданном облике, уж он бы знал, что ему делать. Он придушил бы ее на месте собственными руками. Но та, что сейчас сидела перед ним, ничем ее не напоминала. Нет, определенно в голове у него что-то двоилось и разъезжалось, как после попойки.

- Что ты сделала с дочкой Сашка?

- А что ты сделал с самим Сашком и его женой? Жаль, что гранату швырнули не в твое окно.

Так она и это знает! Глаза Ломова налились кровью. Двоившиеся образы окончательно слились воедино. Сомнений больше не оставалось. Перед ним та самая Погодина. И они здесь одни. Редкая удача, которую нельзя упустить. Птичка сама попалась в клетку. Только хорошо бы сначала использовать ее по назначению, утолив голод, который она сумела в нем разжечь. Да так, чтобы у нее искры отовсюду посыпались.

Ломов пожалел, что не захватил с собой оружия, что телохранители торчат без дела в машине. Конечно ему ничего не стоит вызвать их по мобильнику. А, соб-ственно, на что ему телохранители и пистолет? Или он не мужик? Да он справиться с нею голыми руками. Ее гусиная шея уместится у него в одной пятерне. Сдавить покрепче, и делу конец. А потом обыскать номер. Глядишь, и краденый миллион найдется.

С брезгливо-насмешливым любопытством натуралиста наблюдала Катя за сменой настроений на его лице. Не спуская с нее горящих ненавистью и похотью глаз, он начал демонстративно расстегивать штаны. Она тревожно огляделась по сторонам в поисках чего-нибудь тяжелого.

В дверь деликатно постучали:

- Room service. Ваш ужин, господа.

Он замер на месте, грязно выругавшись. Теперь Катя смотрела на него с откровенной издевкой.

- Прими заказ, дорогой. Если не хочешь неприятностей.

Сверкнув на нее глазами, он поспешно привел брюки в порядок и направился к двери. Официант вкатил в комнату тележку, расставил на столе заказанные блюда, напитки, приборы и замер в ожидании, когда с ним расплатятся. Все это время Ломов с раздражением следил за его, не имевшими уже в данной ситуации смысла, действиями. Ему нетерпелось поскорее его выпроводить. Официант, казалось, и сам торопился уйти. Но в тот момент, когда он уже собрался выскользнуть из номера, в дверях появились двое в штатском.

- В чем дело, господа? Что вам угодно? - возмутился Ломов. – По какому праву...

- Федеральная Служба Безопасности, - бесстрасным металлическим голосом проговорил один из них, человек лет пятидесяти, с ели заметной проседью в коротко стриженных волосах, и выставил вперед удостоверение майора ФСБ. – Ваши документы.

- Какого дьявола вы врываетесь в чужой номер? Это самоуправство! – брызгал слюной несостоявшийся любовник. Но документы майору протянул.

- Ломов, Виталий Аркадьевич, 1965 года рождения, - вслух прочел тот, бросив выразительный взгляд на напарника. – Могу я взглянуть на ваши документы? – совсем другим – вежливым, тоном обратился он к Кате.

- Разумеется. Вот, пожалуйста.

- Синди Свэб. Французская подданная. Благодарю вас, мадемуазель. – Он вернул ей паспорт. – Как долго вы здесь пробудете?

- Недели две.

- Если не возражаете, мы пригласим вас на днях для дачи показаний.

- Нет проблем. Буду рада помочь, чем смогу.

- А вам, гражданин, придется пройти с нами.

- Что?! С какой стати? Я глава крупной торгово-посреднической компании «Контакт», - заносчиво заявил Ломов. – Я исправно плачу налоги и не нарушаю законов. Я...

- Ваше настоящее имя Зайцев, Станислав Иванович, не так ли?

Ломов заглох, как пулемет от угодившей в него гранаты. Глаза его, спрятав-шись за амбразуры прищуренных век, беспокойно бегали по лицам присутствующих.

Кате казалось, что она сидит не на кровати, а в первом ряду партера, на заключительном акте пьесы, созерцая воплощенный в лицах и образах задуманный ею сюжет. Сложив руки на коленях и слегка откинув назад увенчанную бронзовыми локонами головку, она с живым интересом наблюдала за происходящим.

- Не понимаю, о чем вы. Это какая-то ошибка, - с впечатляющим замеша-тельством проговаривало свою реплику ее главное действующее лицо. – Я не знаю никакого Зайцева. Мои документы у вас в руках. Я – Ломов!