Елена Арсеньева - Полуночный лихач
– Да ничего, – пожал плечами Дебрский. – Сижу и молчу.
– Вот и молчи! – истерически выкрикнула она.
– Да уж молчу.
Автомобиль уже мчался через Сормово. Дорога была пуста, светофоры мигали желтыми огоньками, и город стремительно улетал назад.
– Точно, Красное революционное Сормово, – хихикнула Рита, прилипнув к окну. – А чего ты не останавливаешься? Едем в какую-то глухомань.
– Ты же вроде Лапку хочешь увидеть? – буркнул он. – А Лапка в деревне.
– Да брось! – недоверчиво протянула она. – У кого?
– Да я там снял домик у одних… – уклончиво ответил Антон. – За ней присматривают. Молоко свое, куры свои. Ей полезно.
– Ну, хорошо, – Рита кивнула. – А это далеко от вашего вонючего городишки? Как там насчет экологии?
– Насчет экологии там как надо, потому что от нашего вонючего городишки это километров двести пятьдесят.
Он накинул вдвое, отчаянно надеясь, что Ритка не захочет тащиться в такую даль, и она в самом деле уставилась на него чуть ли не с ужасом:
– Иди-и ты! Я не хочу никуда ехать, и так скоро сутки мотаюсь туда-сюда, устала как собака.
Дебрский мгновенно подрулил к тротуару:
– Ну и не езжай.
Она уставилась на него недоуменно:
– То есть как?
– Молча. Можешь выйти здесь.
– Да ну, глупости, – сердито сказала она. – Никуда я не выйду, ищи тебя потом, свищи. Но на кой черт ехать за Лапкой ночью? Давай вези на свою хазу, там поспим, а утром ты ее привезешь.
Мелькнула мысль: а может, и правда отвезти ее домой, оставить там, а самому опять рвануть в Карабасиху? Сделать одно дело, а затем уж разбираться со всем остальным… Нет, что за чушь лезет в голову? Он потеряет час, а то и больше, мотаясь по огромному городу туда-сюда. А потом, скорее всего, вообще все дело сорвется, когда Рита войдет в квартиру и увидит там явные следы пребывания женщины. Даже не пребывания, а постоянного обитания! Еще догадается, что Антон женился. Такое устроит, что он потом и к полудню не вырвется из города. А в Карабасиху надо попасть сегодня, чем быстрей, тем лучше!
– Нет, я должен быть там сейчас. Эти старики приболели и просили забрать Лапку, – ожесточенно импровизировал он на ходу. – А завтра у меня безумный день, ни минуты спокойной не будет.
– Ну, тогда поехали, что ж поделаешь, – пожала плечами Рита. – Надо, значит надо.
Дебрский неохотно тронул автомобиль с места. Ч-черт, вот черт! Что же теперь делать?
– Ты даже не спросишь у меня, как я жила-поживала, – обиженно пробормотала Рита. – Мать говорила, ты раньше звонил, а потом бросил.
– Никак не пойму, ты в отпуске, что ли? – зло спросил Дебрский. – Или там отпусков не дают? А может, сбежала?
О, как было бы великолепно, скажи она – да, мол, сделала ноги до срока. Он бы подвернул к первому же посту автоинспекции и с чистой совестью сдал беглую преступницу Маргариту Дебрскую, осужденную за непредумышленное убийство на пять лет лишения свободы, однако почему-то замаячившую в его жизни уже через три года. Но это наивные мечты, конечно.
– Почему сразу – сбежала? У нас такого уговора не было. У нас был уговор, что я отмотаю от звонка до звонка. Я так и собиралась, даже ни разу писануться не пыталась – ну, выслужиться перед начальством, до срока заработать освобождение, – пояснила она, поймав косой, недоумевающий взгляд Антона. – Татуировочку сделала себе на левом плече… Мы там все кололи татуировочки кто во что горазд, но у тех, у кого дома дети остались, что-нибудь душевное: на пояснице аист с ребенком на спине или головка детская на руке. А у меня вообще – хоть рыдай: «Любовь и нежность», потом написано – «Антон» и дата: 2001 год. Я ж должна была выйти в 2001-м. Однако кто ж знал, что амнистию объявят?
Амнистия, значит… Недаром Инна так опасалась этой амнистии! Но дальше опасений дело не пошло. Они слишком закрутились со своими делами, чтобы проверить, кого освобождают. Нет, помнится, Инна что-то такое говорила, будто убийц амнистия не коснется. Но раз так, каким же образом освободилась Ритка?
– Да, мне повезло, – самодовольно кивнула та, словно подслушав его мысли. – Вообще-то с моей статьей выпускали, только если совсем хреново со здоровьем. Чтоб ты знал: у меня теперь прогрессирующая чахотка. А также злокачественная фиброма. – И злорадно расхохоталась, словно учуяв, как радостно встрепенулось сердце Дебрского: – Рано радуешься, сволочь. Конечно, зона не курорт, однако все это липа. Помогли добрые люди, они ведь даже в тюряге есть.
– Добрые люди? – Антон резко обернулся к ней. – Ты имеешь в виду, что за все это… за амнистию, за справки… заплатила?
– А что? – повернулась Рита с таким отвратительно-невинным видом, что Дебрский едва удержался, чтобы не ударить ее в лицо. – Вполне бы могла и заплатить. Я теперь богатая женщина, разве нет? Мать говорит, деньги приходили регулярно.
– Да, я исполнил все, что обещал, – кивнул Антон. – У тебя на счету пятьдесят тысяч долларов. – И не выдержал, сорвался: – Так какого же черта ты сюда притащилась? Чего тебе еще надо?!
– А ты на меня не ори! – завизжала Ритка так пронзительно, что у Дебрского заломило в ушах. – Договорщик нашелся! Бумажки бездушные переводил, а мне хоть бы одну дачку с воли кинул! Вертухайки на меня как волки рычали, я же нищая была, ничем им голодные пасти заткнуть не могла! Чего тебе еще надо, главное! Много чего, чтоб ты знал! Эти полста тысяч – копейки по сравнению с тем, что мне пришлось вынести. Да меня в первую же ночь бабы в камере изнасиловали самым зверским образом: засунули в промежность бутылку и давай волтузить! Это уж потом я кое-как научилась за себя стоять, а сначала лизала щелки всякой суке, кто побольнее за волосы схватит. Да я за эти годы только раз за мужика и подержалась… Настоящий был хрен, не чета твоему стручку! Сделал он, видишь ли, все, что обещал! Ты мне со своей Кошкой что обещал? Как выйду, получу деньги. А я их не могу получить, ты же их на срочный вклад положил, чтоб только через пять лет взять! Что ж мне, обратно в тюрягу возвращаться? Там хоть кормят, а тут – ложись и помирай!
– Да тише ты! – простонал Антон, чувствуя, как его начинает бить мелкая, противная дрожь, как слабеет тело – так было всегда, всю жизнь, стоило Рите начать орать и визжать. – Какого черта? Я ведь это ради твоего блага сделал. У Катерины Ивановны то один мужик, то другой, ну сама посуди: повытаскали бы они из нее эти деньги, ты вернулась бы к разбитому корыту – что бы делала?
Его взгляд упал на приборы, и у Антона перехватило горло: под двести идет! Дорожные указатели мелькали так, что не разглядеть. Господи, да ведь он и Балахну проскочил на такой же безумной скорости, даже не заметив городка. И если его кто-то пытался остановить, какой-нибудь бессонный автоинспектор, Дебрский не заметил и его. Вот будет сюрприз, если на посту возле Горьковского моря его задержат за превышение! Тогда всему конец… всему!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});