Элизабет Эдмонсон - Вилла в Италии

— Беатриче Маласпина не разделила бы такую точку зрения.

— Она была из другого поколения. Тогда люди верили во что-то.

— Во что?

— В Бога. В истину. В прогресс. В управление собственной жизнью. А сейчас мы все умные, нас не проведешь.

— Чушь. Платон сказал, что жизнь неосмысленная не стоит того, чтобы ею жить. И именно этим занимался Сократ.

— Сократ давно умер. И держу пари, Сократ не знал такого первостатейного ублюдка, как Ричи.

— И, зная это, ты за него вышла?

— Я не знала этого, когда выходила. Мелдон был настойчив, а также хорош в постели, если тебе это о чем-нибудь говорит, и давал мне какую-то надежду, когда я была порядком растеряна. И он богат.

Делия проснулась, вовсе не чувствуя себя заторможенной. Напротив — пробудилась с ясной головой и чувством умиротворения. Воэн лежала в кровати и наблюдала за игрой света на закрытых ставнях. Вот сейчас она встанет, откроет их, впустит в комнату яркий свет и увидит море. А ведь здесь человек может быть очень счастливым, подумалось вдруг. Потом нахлынули воспоминания о вчерашнем, о том, как она была несчастна.

«Ты живешь эмоциями, Делия», — звучали в голове слова Тео. И слова Джессики, призывающей повзрослеть, больше думать мозгами, а не гормонами. Певица болезненно поморщилась при этих воспоминаниях — словно туча набежала на солнце.

Но стоило лишь бросить взгляд на окна, как все стало по-прежнему. Туча существовала только в ее воображении, заслоняя окружающий мир, а в данном случае — мир, полный красоты.

Теперь уже задумчиво Делия вылезла из постели и распахнула ставни. Вышла на балкон и вдохнула воздух, такой чистый и свежий, что почти резал легкие. Она сощурилась от яркого света, а потом с умилением понаблюдала, как любопытная ящерица на стене под балконом с забавной поспешностью бежит вниз.

Птичий гомон. Оказывается, это такая удивительная смесь, если вслушаться. Тут и пение, и щебет, и стрекот, и быстрый шелест крыльев ласточки, парящей в ослепительно синем небе. Певица сымитировала несколько птичьих трелей и засмеялась, когда в ответ полился новый поток звуков.

Она подошла к столу и взяла в руки что-то из лежавших там нот. Вынесла стул на балкон, уселась, а затем, упершись ногами в нижний край балюстрады, открыла ноты и начала мурлыкать себе под нос. Удивительно, как хорошо ей спалось этой ночью. Она-то приготовилась к бессонным страданиям, а спала крепко и сладко, как ребенок.

Воэн спустилась к завтраку почти последней — намеренный шаг, чтобы не оказаться наедине с Тео, который славился тем, что был ранней пташкой. Когда она пришла, все остальные за исключением ее сестры уже находились в столовой.

Делия протянула руку за одной из фирменных маленьких булочек Бенедетты.

— А где Флика? — спросила певица, обращаясь ко всем присутствующим сразу.

— Еще не встала, — ответил Тео. — Она немного недомогает — сказывается усталость после дороги.

Марджори наполняла чашку Делии кофе.

— Фелисити ведь беременна, не так ли? — бросила Свифт небрежно, будто спросила: «Сейчас ведь девять часов?»

Рука Делии с кофейной чашкой зависла на полпути ко рту. Джессика испуганно смотрела на писательницу. Стоявший у окна Уайлд резко обернулся и уставился на Рэдли.

Ему не нравится Тео, подумала Делия. Казалось бы: банкир и юрист, Бостон и Глостершир, Гарвард и Кембридж — у них должно быть много общего. Но трудно было представить себе двух более разных людей, и Тео Люциусу совсем не нравился. Эти мысли мгновенно промелькнули в голове, и Воэн обнаружила, что осторожно опускает чашку на блюдце и говорит:

— Правда?

— Каким образом, черт возьми… — повысил голос Тео.

В своем мужском негодовании он был похож на индюка, распушившего перья.

— Марджори всегда все знает, — пояснила Делия. — Так, значит, Флика ждет ребенка?

Слова спокойно и небрежно слетели с ее уст, но сказаны были словно кем-то другим, а не бурлящей, раздираемой отчаянием Делией, которая сейчас, казалось бы, спокойно сидела за столом.

— Да, если вас это интересует. — Тео все еще сердито сверкал глазами на Свифт. — Мы, конечно, собирались сообщить тебе, Делия… и Джессике тоже, мы ведь одна семья, но… это не та новость, которую следует объявлять во всеуслышание.

И опять Воэн услышала собственный голос, спокойный, невозмутимый и немного чужой:

— Не будь таким старомодным викторианцем, Тео. Значит, я стану тетей. Думаю, мне это понравится.

Теперь Рэдли посмотрел на нее в некотором замешательстве.

— Мы надеемся, что ты будешь крестной матерью.

— Конечно, буду. Как только вернусь в Англию, съезжу в «Маппин энд Уэбб» и куплю серебряную чашечку. Хотя, если это будет девочка, я могла бы подыскать что-нибудь более полезное — жемчуг, например. У меня самой целых три серебряных чашки, и я ни разу ими не пользовалась.

Казалось, все присутствующие с облегчением выдохнули, и тут же завязался шумный разговор о совершенно бесполезных подарках младенцам на день крещения. И Делия обнаружила, что тоже участвует в разговоре, смеется и обменивается забавными историями о бездарных и бестолковых подарках. Как если бы Тео тут вовсе не было. Или был, но это не имело для нее никакого значения. Как если бы за столом сидел просто муж ее сестры, один из родственников. Что и было ведь истинной правдой.

Это благословенное ощущение нереальности не отпускало Делию все утро.

Люциус работал над фреской, не обескураженный комментариями Тео:

— Завидую, что у вас такое хобби. Я частенько и сам подумываю заняться рисованием; говорят, помогает расслабиться после трудного дня.

— Коктейль в этом случае более эффективен, ты не находишь? — заметила Воэн.

Но Рэдли был вполне серьезен.

— Я знаю в Лондоне одного парня, юрисконсульта, из первоклассных специалистов, который занимается вышиванием. Артистическое занятие, конечно, но не знаю… — Он не без самодовольства посмотрел на свои толстые пальцы. — Думаю, для такой тонкой работы требуется женская рука.

Впервые с тех пор, как познакомилась с Тео, Делии захотелось над ним посмеяться. Надо следить за собой.

— Марджори немного рисует, — сообщила она. — Говорит, чисто по-любительски.

— Делия, я хотел расспросить тебя о ней, — понизил голос Рэдли. Похоже, ему приходилось делать усилие, чтобы держаться с ней дружески. — Кстати, — произнес он еще тише, — надеюсь, ты не в обиде из-за вчерашнего?

У Люциуса был острый слух, и Воэн поняла, что он услышал слова Тео. Плечи его напряженно выпрямились, и рука сжалась в кулак. Американец заставил себя разжать пальцы и стал сгибать и разгибать их, перед тем как взять кисть.