Глянцевая женщина - Людмила Павленко
— А что его ждет? — тихо спросила Инга, еще не успевшая отойти от признаний Паредина.
— Пленка, где его дама сердца участвует в омерзительнейшей групповухе, ходит по городу. Над ним уже смеются. А он, по-моему, неплохой человек.
— Неплохой, — тихим голосом без интонаций отозвалась Инга и неожиданно добавила: — Мои цветы в вашей машине. Можно мне взять их?
— Ну конечно. Это твои цветы, — удивленно произнес журналист.
— Спасибо, — еще тише сказала девушка. Она взяла букетик и повернула к нему лицо. — Ты знаешь, о чем я думаю почти все время?
— О чем?
— Мы вот тут… на земле… суетимся… Все выясняем отношения, грыземся, порой и убиваем друг друга… И даже и не вспоминаем о том, что шарик, на котором мы угнездились, летит! Понимаешь — летит! Он летит из ниоткуда в никуда. В пустом, холодном, черном космосе… И если бы мы помнили об этом каждую минуту, каждую секунду, каждое мгновение — мы бы вели себя иначе.
Она повернулась и медленно пошла прочь.
Паредин смотрел ей вслед.
— Если бы мы думали об этом постоянно, — произнес он вполголоса, — мы бы сошли с ума.
— Егорыч, ты меня не отпустишь на полчасика? — спускаясь со второго этажа вниз, к вахтеру, спросил пожарный.
Пожарный пост находился рядом со сценой. По ночам в театре оставались два человека — пожарный на втором этаже и вахтер на первом.
— Я обошел все здание, проверил, запер дверь из кафе, так что все в порядке. Подежуришь один? Мне домой надо срочно смотаться.
— Иди, иди, — добродушно отозвался Егорыч.
Он запер за пожарным входную дверь и включил телевизор.
— А-а-а!.. — донеслось вдруг откуда-то сверху.
Егорыч выключил телевизор и прислушался.
— А-а-а!.. У-у-у!..
Вой приближался, сопровождаемый топотом бегущего человека. Егорыч ринулся наверх и увидел всклокоченного со сна Чулкова. Заметив вахтера, тот остановился как вкопанный.
— Стой, где стоишь! — вскричал он дурным голосом. — Ты кто?
— Захар Ильич, это же я, Егорыч, вахтер.
— Какой вахтер? Какой Егорыч? Где моя Мирка? Где все? Почему отменили спектакль? Где зрители? Почему эти там дерутся? Они что, обе ожили?
Чулков вращал глазами, его трясло, и Егорыч с ужасом понял, что у Чулкова белая горячка.
«Вот старый дурень, — подумал он, — надо было отдать его Мире Степановне. Зачем я его здесь оставил? Натворит он мне дел».
— Захар Ильич, вы успокойтесь, — проговорил он как можно более доброжелательно, — все хорошо, все хорошо. Идемте на диванчик.
Он поднялся наверх, отвел ставшего покорным Чулкова снова в кабинет Миры Степановны, дал ему напиться водички из графина и усадил на диван.
— Егорыч, — трясясь, как в лихорадке, спросил Чулков, — это ты?
— Это я, — обрадованно заговорил вахтер, — вы не волнуйтесь так, все хорошо.
— А эти две?
— Которые?
— Ну эти… убитые… Они что, ожили?
— Да Господь с вами! Нет, конечно.
— А я их видел. Там, на сцене. Они дрались. Тучкова кричит: «Я сегодня играю Марию Стюарт!», а Пунина: «Нет, я!» Ты представляешь? Я побежал на сцену, потому что… В общем, проснулся, смотрю — я в кабинете у жены. Подумал, что идет спектакль, а я проспал свой выход. Бегу на сцену и не могу вспомнить, какой спектакль мы играем. А на сцене темно, и только луч такой… зеленый. И они обе в костюме Марии Стюарт… Вцепились друг другу в парики и орут: я! Нет, я!..
— Это вам снилось, вот и все.
— Как снилось? Я же бегал туда-обратно! Что я — спал на ходу? Или ты думаешь — у меня белая горячка? Чулков еще не допился до чертиков, не дождетесь!
Егорыч нашел в аптечке у Миры Степановны валерьянку, накапал в стакан, дал выпить Захару Ильичу. Тот вскоре перестал дрожать и успокоился. Он теперь и в самом деле выглядел совершенно нормальным, по крайней мере настолько, насколько может выглядеть нормально человек с глубокого похмелья.
— Может, супруге позвонить? — осторожно осведомился Егорыч.
— Ни в коем случае! — испуганно вскинулся Чулков. — Ты лучше сходи на сцену, посмотри — там они или уже исчезли. Только закрой меня на ключ. А то вдруг ты — туда, а они обе — сюда.
Егорыч подходил к сцене с опаской. Он, конечно, не верил во всякие там привидения, но не зря же говорится — береженого Бог бережет. Есть на свете какие-то неведомые силы, Еще и мать ему об этом говорила. Есть незримая сила — и злая, и добрая. Злая — для злых, а добрая — для добрых. И получает всяк свое. Вот Ильич дал поблажку себе, стал закладывать за ворот — и получил, как говорится, по сусалам. Привиделось ему, или же впрямь его предупреждают некие силы: ты, мол, остановись, браток, знай край, да не падай? Бог весть… А только не зря он взбутетенился, не зря…
Дежурный свет на сцене включался у пульта помрежей, до него надо было добраться в полной тьме, но Егорыч уверенно двигался, вытянув вперед руки, чтоб не наткнуться ненароком на брошенные где попало монтировщиками декорации. Не было ни зеленых лучей, ни привидений. Не было их во тьме, не оказалось и при свете. Егорыч обошел сцену вокруг, заглянул в каждую кулису — ничего. Осветил зрительный зал — то же самое. Привиделось Чулкову с пьяных глаз. Егорыч снова погасил все освещение и медленно двинулся в обратный путь. Уже на пороге, на выходе со сцены, на повороте в коридор он оглянулся… И сердце дрогнуло на мгновение от страха — показалось ему, что упал сверху на авансцену слабый и еле видимый зеленый луч, и в том луче — два женских силуэта. Он зажмурил глаза, проморгался — ничего. Простой эффект из-за резкого перехода от света снова к темноте. Так он и доложил Чулкову.
— Ничего.
— Ты все проверил?
— Все проверил.
— Может, они попрятались в кулисы?
— Да нет их там! Что вы, как маленький, ей-богу! — вскипел вахтер. — Давайте лучше позвоним вашей супруге. Она искала вас, в театр приезжала. А я не выдал.
— Молодец. Давай выпьем за это.
— Так нету же! — удивился Егорыч.
— Как нету? — расхохотался Захар Ильич. — Все есть! Моя супруга часто удивляется — где это я нахожу? А у меня припрятано. Всегда заначка есть. И у нее под носом!
Он потянулся к книжной полке, отодвинул книги и достал небольшую бутылочку коньяка. В холодильнике нашлись сыр и яблоки. Они выпили, закусили, Чулков налил еще по стопочке и спрятал бутылку на прежнее место.
— Много не буду пить, — сказал он повеселевшим голосом, — так только,