Алла Полянская - Моя незнакомая жизнь

– Да. История с Игорем научила меня осторожности. Я продала червонцы и купила квартиру, хватило на все. Монеты не вызвали подозрений, а эмали и украшения… Очень же опасно, понимаешь? Я интересовалась рынком сбыта и знаю, что стоит засветиться с чем-то таким – утром можно не проснуться. У нас не торгуют драгоценностями открыто, это тебе не Европа с ее аукционами Сотби, в нашем гондурасе все проще и страшнее.

– Знаю. Итак, попробуем приманить его одной из этих вещей. Но каким образом? Ты к нему не пойдешь, я тоже.

– А Рустам – да. Если не хочет, чтобы его постигла судьба Витьки Борецкого, обязательно пойдет. Кстати, как там Торопов?

– Пока жив, хотя прогноз очень осторожный. Он все еще без сознания. Мы объявили его мертвым, палата охраняется, но все равно.

А я, между прочим, догадалась, кто всех убил. Но не скажу пока. Нашла тут в Интернете фотографии счастливого семейства Мальцевых, и Витка меня удивила – красивая выросла, очень красивая. Я-то другой ее помню. Но какой бы она ни стала внешне, внутри все та же: истеричная, злобная и ненормальная.

– Думаешь, Рустам согласится?

– У него и выбора-то нет, не зря же прячется.

– А где прячется? Поди найди его.

– Я знаю где. Поехали…

О подвале под домом на Магистральной практически никому не известно. Вернее, известно, что он там есть, но считают, стоит пустой. Дом-то полуразрушенный, а вход в подвальное помещение закрыт крепкой металлической дверью. Именно там парни когда-то начинали свои музыкальные извращения. Пардон, искания.

– Заперто, – вздыхает Панков, тряхнув створку.

– Что, действительно? – усмехаясь, я достаю ключ.

Мне его дал Витька, устанавливая эту дверь, словно обручальное кольцо подарил. А я не оценила. И все-таки ключ сохранила. Хм, замок тот же, но…

– Нет, дверь не заперта, просто тяжелая. Ну-ка, нажми…

Игорь нажимает сильнее, и створка открывается. В подвале темно, но где-то в глубине виден свет. Я знаю, что именно там была комната для репетиций, она практически звуконепроницаемая.

– Тихо, там кто-то есть.

Игорь осторожно движется вдоль стены с пистолетом в руке, я иду за ним. Свет становится ярче, и я вижу, что Рустам здесь. Он привязан к стулу, тело его покрыто кровью и ожогами. Такое я уже видела – точно так же был когда-то привязан Игорь, точно таким было его тело. Только у Рустама глаза пока на месте.

– Я же тебя просил не лгать мне.

Глухой тихий голос, что врезался мне в память навсегда. Тот же человек, который был с Мальцевым в квартире Игоря, пытает теперь Рустама. Дядя Саша не добил его, судя по всему.

– Я не лгу! Клянусь вам, что не знаю! Она мне не сказала! Там был мент, и она не сказала! Не надо! – кричит рокер, когда рука палача прижимает к его обнаженной груди тлеющую сигару.

Ишь, эстет, сигары у него, мерзавец. Бедный Рустам, тут кричи, не кричи – никто не услышит. Стены такие, что громыхание гитар и барабана не пропускали, что им твой крик…

– Мне нужен тот блокнот.

– У меня его никогда не было, он был у Виктора!

– Но после его смерти мы искали в квартире и не нашли. Она не могла его взять, потому что действительно не контактировала с Борецким около года.

– А Витька говорил…

– Лгал. У Риты Лукаш блокнота нет и быть не может. В последние месяцы за ней постоянно следили, у них с Борецким не было никаких отношений, тут она говорила чистую правду. А вот ты мог взять. Итак, где блокнот?

– Клянусь, у меня его нет!

– Я бы хотел тебе верить, только почему-то не верю. Ну ничего, сейчас выколю тебе глаз, и ты скажешь мне правду, чтобы я оставил второй.

– Нет! О боже, нет! Я говорю правду! Нет, не надо, не на…

Игорь не выдержал, просунулся в проем и выстрелил. Я слышу, как падает тело. Надеюсь, мой враг жив.

В комнате настоящий свинарник. Но видно, что ею периодически пользовались. И Рустам прятался здесь. Интересно, как его мог обнаружить тут убийца? А, кажется, знаю, кто ему сказал.

Я в упор смотрю на него. Ему, наверное, лет семьдесят, но он жилистый и подтянутый. Острый подбородок, острый нос, кустистые брови прячут небольшие светлые глаза. А лицо обычное, второй раз и не глянешь. Пожалуй, голос у него неправильный. К такой внешности подошел бы более высокий и выразительный. Но есть то, что есть. Волосы коротко, почти под ноль, острижены.

– Я ему локоть прострелил. – Игорь держит пистолет на изготовку. – Все, пора вызывать наших и паковать его.

– Не мели ерунды! Ну упакуешь, так ведь часа не пройдет, как его выпустят, а то ты не знаешь. Это давний приятель старого Мальцева, спелся с осиротевшим сыном.

– Откуда ты знаешь?

– Да уж знаю. Я голос его поганый на всю жизнь запомнила. – Во мне поднимается давняя ярость. Думала, угасшая, а оказалось, все еще живая и горячая. – Это он пытал моего Игоря, вот так же привязав его к стулу. И глаз ему выколол, и жег его, все тело в волдырях и черных пятнах было. Мальцев просто убил с одного удара, видимо, пытать не умел, а этот – умеет. Он сутки мучил моего Игоря, слышишь? И ты думаешь, что я оставлю его жить?

– Рита!

Старый палач смотрит на меня как на привидение. Простреленный локоть мешает резким движениям, так что самое время нам поразвлечься.

– Этот садист выколол ему глаз и ушел искать меня. А пытал потому, что ему хотелось денег. Ну а сейчас ты чего хочешь, мразь? Теперь я выколю тебе глаз, и ты скажешь мне правду, чтобы я оставила второй…

– Ты не сможешь, – нагло заявляет приспешник обоих Мальцевых. Боже, как я ненавижу его глухой голос! – Один раз ты убила, но этого мало.

– Да неужели?

Ключ в моей руке стал горячим. Обычный плоский ключ, с бороздками и ямками. И я с силой вбиваю его в глаз старика. Тот кричит страшно, воет, как зверь. Кричи, гад, все равно никто не услышит, ты же знаешь. Кровь заливает ему лицо, он пробует выдернуть ключ, но это больно, а он не привык к своейболи.

– Рита, прекрати!

– А что ты сделаешь? Пристрелишь меня? Ну, давай, стреляй. Потому что я только начала. Сукин сын мне скажет все! Так как, будешь стрелять?

Игорь молча отворачивается. Что ж, свадьба, похоже, не состоится. Ну, и хрен с ней.

– Отвяжи Рустама.

Я подбираю с пола складной нож с окровавленным узким лезвием. Им палач резал рокера, а может, и Игоря когда-то. Ключ торчит из его глазницы, и мне вдруг становится смешно: этим ключом я открою сейф с информацией – в буквальном смысле.

Старик с ужасом смотрит на меня. Наверное, ему страшно, потому что мне так смешно от мысли о ключе и сейфе – интересный получился каламбур. А ему страшно – ведь уже понимает, что я сделаю с ним то, что он делал с Игорем. Он ошибся насчет меня, думал, мне не хватит духу. Хватит!