Абсолют в моём сердце - Виктория Валентиновна Мальцева
Я одна, и я смотрю. Смотрю, потому что не в силах оторваться. Кейси в сотый раз просит меня уйти, но не получает ответа: я парализована зрелищем.
Его рука давно переместилась с груди под юбку. Столик скрывает от меня детали, и я не знаю, к лучшему это или нет, но могу хорошо видеть, как выгибается её спина, не нужно слышать, чтобы знать – она стонет. Он не отрывает взгляда от её лица, но я вижу только его профиль, поэтому не знаю, что происходит с ним в этот момент.
– Всё, я не могу больше на это смотреть. Ты ненормальная, Софи! Антон сбежал, и я ухожу тоже. Нравится унижаться – унижайся!
Я знаю, что унижаюсь, но мне наплевать на гордость: я настолько устала страдать от этой хвори, что хватаюсь уже за любую возможность вытравить этого урода из своей груди. Урода, потому что он знает, что я всё вижу. И если бы даже у меня и были какие-нибудь сомнения на этот счёт, он уничтожил их в тот момент, когда посмотрел в мою сторону, не вынимая своей руки из неё, посмотрел, зная, что встретится с моим взглядом.
В этой точке я не выдерживаю, вскакиваю. Лихорадочно хватаю сумку, бросаюсь к выходу. По пути вспоминаю, что, возможно, не расплатилась за свои напитки. Возвращаюсь к стойке, успевая увидеть, как он, шатаясь, поднимается со своего дивана. Его женщина хватается за пряжку ремня, но он резко отбрасывает её руку.
– Вот моя карта, пожалуйста, проведите побыстрее, – обращаюсь к бармену.
– Ваш спутник оплатил весь ваш заказ, – отвечает.
Всмотревшись внимательнее в моё лицо, добавляет:
– С Вами всё в порядке?
– В полном, – отвечает ЕГО голос за меня.
SYML – Body
Я поворачиваюсь и вижу своего героя прямо перед собой. От него сильно пахнет её духами – первое, что отмечает мой нос. Взгляд выхватывает презрительную улыбку, суженные злостью глаза. Он ненавидит меня – делает вывод мой мозг.
– Сколько ещё ты будешь бегать за мной? – вопрос.
– Не обольщайся. Сегодня мы столкнулись случайно.
Нервный, нечеловеческий хохот с запрокидыванием головы. Даже бармен в шоке.
– Ты МНЕ будешь это рассказывать?
Движения Эштона странно плавны, по-кошачьи выверены. Он не похож на себя. И я не могу понять, пьян он или нет.
– Эштон, это правда. Расслабься уже.
– Я расслаблен, а вот ты…
– Что я?! – бросаю вызов.
– Хочешь, чтобы я сказал правду? То, что действительно думаю о тебе?
– Ну, давай! Говори, если это правда! Правду же нельзя скрывать, так?
– Нет, не так. Правду говорят только идиоты. Но наш с тобой случай особенный! У нас «правда» будет методом избавления. Или попыткой! – и он снова ржёт.
С языка едва не срывается вопрос: «Избавления от чего?», но мне вовремя хватает ума прикусить его.
– Я вот всё думал, пока ты пялилась на меня, а не заняться ли мне уже экзорцизмом?
Я молчу, потому что мысли разбежались в разные стороны от боли, но он продолжает бить меня словами. Ещё немного и начнёт клочьями рвать мясо.
Ждать пришлось не долго:
– Ты как похотливая кошка – каждый раз течёшь, глядя на меня, и меня дико тошнит от этого, понимаешь?
Он приближает своё лицо максимально к моему, и даже в полумраке и клубном дыму мне удаётся разглядеть, как сильно расширены его зрачки. «Да он же «обдолбан» по полной!» – рождается первая разумная мысль.
Но нетрезвое состояние нисколько не умаляет его подвига: никто ещё ни разу в жизни так не оскорблял и не унижал меня. Я с трудом осознаю сказанное, впадая в ступор, а он добавляет:
– Я подумал: ну трахну её уже, может, отвяжется, наконец?!
И моя женская сущность взбунтовалась, или это было обычное человеческое достоинство, не знаю, но моя ладонь залепила ему пощёчину. Наотмашь так, с чувством. Мне аж легче стало!
Но ненадолго.
Эштон завис на какое-то время, глядя мне прямо в глаза, но презрения на его лице уже не было. Дальше всё случилось так быстро, что я не успела понять, что происходит: он схватил мою руку и с силой потащил, пробираясь через толпы людей к выходу. Я была уверена, он вышвырнет меня из клуба и посадит в такси, но ошиблась. Из клуба мы не вышли, а долго плутали по коридорам и помещениям, о существовании которых обычные посетители даже не подозревают. Мой неторопливый мозг выдал мысль, что клуб этот, вероятно, уже принадлежит ему: Алекс как-то упоминал ведь, что Эштон нашёл себя в бизнесе развлечений.
Мы недолго едем в огромном зеркальном лифте, стоя друг напротив друга и пялясь в глаза. Именно пялясь, потому что оба находимся в сгустке раздражения и отрицательных эмоций.
– Куда ты меня тащишь?
– Получишь то, зачем явилась, – спокойно отвечает.
– Эштон, прекрати этот фарс. Выпусти меня!
Но он непробиваем: сразу же, как открываются двери лифта, снова хватает меня за руку, хотя запястье ещё не перестало ныть после предыдущей хватки. Долго идём по коридору, полностью обитому синей тканью, Эштон толкает одну из дверей, и мы оказываемся в комнате без окон, с огромной кроватью посередине. Комната для секса – догадываюсь.
– Раздевайся! – командует он и выходит.
Разумеется, я и не подумала.
Но и не ушла.
В тот момент любой разумный человек открыл бы дверь и убрался, и я до сих пор не понимаю, что именно остановило меня. Или же, понимаю, но боюсь себе признаться в реальной причине.
Он вернулся скоро, мокрый, в одном только белом полотенце на бёдрах. Меня скрутило нервной дрожью.
– Я же сказал раздеться! – недовольно.
– Я не собираюсь спать с тобой! – отвечаю тихо, как мышка.
– Чего так?
– Ты не в себе!
– Ну так пользуйся! «В себе» я бы ни за что не лёг с тобой в постель, так что это твой шанс, сестрёнка! – он фальшиво разводит руки, а я не могу поверить, что столько лет любила человека, стоящего передо мной.
И вот я не знаю, зачем спросила:
– Что, настолько омерзительна?
Он ухмыляется:
– Я бы давно тебя трахнул, но твой папочка оторвёт же мне голову!
– Он и твой тоже!
– Чёрта с два! Может он и наделил меня своими паршивыми генами, но отцом никогда не был и не будет!
– Ты ублюдок, – успеваю сказать, прежде чем он одним резким движением бросает меня на постель, в какие-то секунды срывает майку, бельё, я пытаюсь сопротивляться, но бесполезно – он в тысячу раз сильнее меня.
