Оливия Голдсмит - Леди в наручниках

Надеюсь, вы умеете читать между строк и понимаете, что Мовита любит вас и очень волнуется за вас. Она продолжает работать в конторе миссис Хардинг, но много времени уделяет реорганизации процедуры посещений. В частности, мы хотим обеспечить нашим гостям возможность ночевать здесь. И благодаря этой реорганизации скоро ее дочери смогут приезжать к ней не на час, а на более длительный срок.

И последнее, о чем я хотела бы вам рассказать. Мы разрабатываем что-то вроде этикета: это правила общения со служащими тюрьмы и между собой. Я горячо надеюсь, что обычное обращение «сука», «ведьма» и кое-что похуже со временем удастся заменить на более нейтральные «мисс» и «миссис». Хотя это начинание приживается с трудом и у некоторых вызывает издевки и смех, мы верим, что настойчивостью можно добиться многого. Мисс Лабьянко предлагает мне вести курсы этикета, и я, вероятно, соглашусь на это.

Если бы вы могли чудесным образом увидеть нас сейчас, вы заметили бы, что мы изменились: пусть не до конца, но мы расправили плечи и научились улыбаться друг другу.

С наилучшими пожеланиями

Маргарет Рафферти».

Я особенно гордилась окончанием письма. Однако, прочитав его, миссис Уотсон не удостоила меня похвалы. Мовита сказала, что Макиннери понадобится словарь, чтобы понять, что там написано. Точнее, она заявила следующее:

— Мы просили тебя написать этой суке по-английски. Она не знает никаких иностранных языков.

Я поблагодарила миссис Уотсон за справедливую критику, но поскольку я всю жизнь занималась обучением, я не упускаю случая расширить чей-нибудь словарный запас — это стало моей второй натурой. Поразительно, но в последнее время я приобрела уверенность, что пожизненное заключение не обязательно отнимает у человека возможность заниматься любимым делом.

Что касается миссис Уотсон, сомневаюсь, что я смогу стать для нее такой же близкой подругой, какой была мисс Макиннери. Однако, несмотря на разницу в цвете кожи, происхождении и образовании, мы приговорены — в буквальном смысле — идти по жизни вместе до самого конца. И, принимая во внимание нашу разницу в возрасте, легко понять, что именно она будет провожать меня в последний путь. Надеюсь, она поймет и простит мою эгоистическую привязанность к ней. Теперь мы подруги.

45

ДЖЕННИФЕР СПЕНСЕР

— Знаешь, что говорят о советах? — спросила Тереза у Дженнифер. — Говорят, что если человек может отличить хороший совет от плохого, то он не нуждается в советах. Вот что говорят о советах.

Тереза выпрямилась и замолчала, чтобы ее мудрые слова лучше подействовали.

— Но я не могу отличить! Если бы мне не был нужен совет, то я бы его и не спрашивала.

— Как раз это я и пытаюсь тебе объяснить, — сказала Тереза. — Ты спрашиваешь, как себя вести на комиссии по досрочному освобождению, у всех подряд. Разве тебе все советуют одно и то же?

— Нет, — вздохнула Дженнифер. — Наоборот, у всех разное представление о том, как лучше себя вести. Некоторые считают, что я должна изображать из себя несчастную жертву и стараться вызвать жалость. Другие, наоборот, советуют держаться уверенно и доказывать, что я действительно исправилась. А Флора сказала, что нужно молчать и только отвечать на вопросы.

Дженнифер очень волновалась перед заседанием комиссии. Ведь если все пройдет хорошо, то через несколько недель она окажется на свободе. Но многие женщины говорили, что комиссия не любит выпускать заключенных после первого слушания. Дженнифер совершенно запуталась.

— Знаешь, я думаю, если они все так хорошо знают, как надо себя вести, то почему их не выпустили досрочно? Словом, я даже не представляю, как просчитать эту ситуацию. Именно поэтому я и спрашиваю твое мнение. Какой совет дашь мне ты?

Дженнифер с надеждой посмотрела на Терезу, которая была совсем не глупым человеком, хотя иногда и казалась дурочкой.

— Я тебе уже дала совет, — улыбнулась Тереза. — Тебе придется самой разобраться в том, чей совет хорош, а чей — плох. И тогда тебе не потребуются никакие советы.

— Не верится, что ты смогла разработать такие блестящие операции, рассуждая подобным образом, — разозлилась Дженнифер. — Ты все время идешь по кругу!

— Вот и отлично, — не растерялась Тереза. — В жизни все повторяется.

— Но ты пока еще ничего мне не посоветовала, — настаивала Дженнифер.

— Ты так считаешь? Хорошо, давай попробуем зайти с другой стороны. Знаешь, что говорил Франциск Ассизский? «Прощается то, что мы сами простили». Где ты найдешь лучшего советчика?

Дженнифер озадаченно молчала. Как это можно было применить к ее ситуации?

— Прекрасно, Тереза, — сказала она наконец. — Но кого я должна простить?

— На кого ты злишься больше всего? Кого считаешь виноватым в том, что с тобой случилось?

Дженнифер задумалась. Действительно, кто же виноват во всем? Том? Нет. Она ненавидела его, она горько сожалела, что ее угораздило связаться с этим лощеным ничтожеством, она проклинала тот день, когда обратила на него внимание. Но нет. Виноват во всем, конечно, не Том.

Может быть, Дональд? То же самое. Этот подонок рано или поздно свое получит, и она мечтала дожить до этого дня. Но не Дональд виноват в ее беде. Да, он обвел ее вокруг пальца, воспользовался ее жадностью, глупостью и наивностью, но злилась она не на него. Дженнифер злилась на себя за то, что когда-то Дональд Майклс был для нее идеалом. За то, что она восхищалась тем, как он оставляет с носом легковерные дураков, и с энтузиазмом помогала ему в этом.

Да, не надо себе врать: она служила слепым орудием мошенника и любила ничтожество. И винить за это могла только себя.

— Я сама во всем виновата, — сказала она наконец. — Больше всего злюсь на себя.

Тереза поощрительно улыбнулась, как улыбается учительница, услышав правильное решение трудной задачи от способного ученика.

— Что ж, теперь вспомни мой совет: «Прощается то, что мы сами простили». Расскажи комиссии, о чем ты жалеешь, объясни, что ты стараешься простить себе самой, и попроси, чтобы они простили тебя. — Тереза немного помолчала и серьезно спросила: — Ты готова себе все простить?

— Да, — сказала Дженнифер. — Мне кажется, что да.

— Тогда тебя простят, — сделала вывод Тереза и осенила девушку крестом на манер католического священника. — Иди с миром и не греши больше, дочь моя, — добавила она торжественно.

— Да, теперь я верю, что ты могла бы зарабатывать миллионы, — засмеялась Дженнифер. — У тебя это здорово получается. И ты сама об этом знаешь, не так ли?

Тереза самодовольно усмехнулась:

— Ты знаешь, что говорят о скромности? Говорят, что скромность — это искусство предоставлять другим узнать, какой ты замечательный человек. Вот что говорят о скромности.