Татьяна Устинова - Седьмое небо

Шубин и Лидия смотрели на него во все глаза. Дед повернулся и тоже оглядел их. По очереди, сначала одного, потом второго.

— Егор, в коридоре стоит железный ящик от компьютера, — сообщил он все с той же фальшивой улыбочкой. — Я чуть об него не споткнулся. У него в середине дыра. Вы что, вчера ночью грабили магазины электроники?

— Черт возьми, я совсем про него забыл, — пробормотал Шубин. Он забыл абсолютно про все, занимаясь любовью с Лидией. Насилу утром вспомнил, что сегодня его должны убить.

— Это мой компьютер, — быстро сказала Лидия. — Мы его вчера забрали из моей квартиры, и я его случайно уронила на железный штырь около нашего подъезда. И в нем получилась дырка. Придется мне теперь новый покупать.

— Я тебе куплю, — пообещал Шубин и, не обращая внимания на деда, поцеловал ее в ухо. — Дед, хватит изображать короля Лира в четвертом акте, давай завтракать, у меня сегодня тяжелый день.

Он сказал это так, как когда-то — всегда! — говорил прежний Егор Шубин, и у Лидии даже закололо сердце от жалости и страха.

— А Димка спит? — спросил Егор, бесцельно открывая и закрывая дверцы шкафчиков.

— Спит, он вчера поздно лег, — ответил дед. — Егор, что именно ты ищешь? Может быть, я знаю, где это лежит?

— Я ищу завтрак, — объяснил Шубин. — А почему он поздно лег? “Спокойной ночи, малыши!” теперь идет с двух часов ночи?

— Он очень беспокоится за тебя, — объяснил дед печально. — Мы все беспокоимся за тебя. Вчера весь день звонили наши родные и тоже беспокоились…

— Они беспокоились не за меня, а за свое материальное положение, — буркнул Егор. — Дед, а когда в этом доме подают завтрак?

— Тебе просто удобнее так думать. Удобнее и безопаснее. Ну и красивее, конечно. Ты один благородный герой, а все остальные просто нахлебники. Верно, Лидия Юрьевна?

— Я не знаю, — сказала она и посмотрела в спину Шубина. — Я только знаю, что он и в самом деле благородный герой. Таких, как он, мало. Наверное, ваш последний остался, Василий Петрович.

Оба Шубина — дед и внук — моментально перестали заниматься своими делами, переглянулись и посмотрели на нее. Она покраснела.

— Спасибо вам, Лидия Юрьевна, — пробормотал дед неуверенно, — поверьте, мне это очень приятно слышать…

— Не каждый день удается услышать, что ты благородный герой, — задумчиво произнес Шубин. — Особенно утром.

— Поджарить яичницу? — спросил дед поспешно. — Будете?

— Будем, — ответил Егор. — Дед, а телефон у нас работает? Или ты его опять выключил, чтобы не травмировать мою тонкую душу?

В кухню вплыла Наталья Васильевна, снисходительно поздоровалась и оттеснила деда от плиты. Вид у нее был надменный, и Лидию она не замечала, как гордая свекровь неугодную невестку.

— Совместно проведенная ночь стала достоянием гласности, — неслышно шепнул Шубин в ухо Лидии. — Бытовое разложение налицо. Вот и живи тут семьей…

Лидия фыркнула в стакан с соком и обрызгала собственную физиономию.

Среди всеобщего молчания они быстро и виновато, как парочка студентов, которая встречается против воли родителей, съели яичницу, поблагодарили величественную спину Натальи Васильевны и вышли из кухни.

Утро кончилось, а вместе с ним мирная жизнь.

Пришло время возвращаться на войну.

— Ты узнал, где живет эта твоя Василиса Петровна? — спросила Лидия, когда они одевались.

— Да, — ответил Шубин. — Катерина Ивановна. Мои водители несколько раз ее подвозили. Мои бывшие водители. — Он улыбнулся. — Я утром Паше позвонил, он мне сказал, где она живет.

— Ну как Паша? Что слышно в Пещере чудес?

— Я не спрашивал, — сказал Шубин холодно. — Меня это в данный момент интересует меньше всего.

Он зашнуровал ботинок, выпрямился, и они некоторое время просто смотрели друг на друга.

Потом Шубин отвернулся и хмуро глянул в глубь коридора, смутно сожалея, что никто не болтается рядом с ними и ему все-таки придется сказать то, чего говорить так не хотелось. И не умел он говорить ничего подобного.

— Лидия… — начал он, но она быстро перебила:

— Я ничего не стану слушать. Даже не начинай. Что это еще за “Прощание славянки”? Нам бы сегодня на твое седьмое небо не угодить. Вот если не угодим, ты мне все скажешь. И даже покажешь.

Он еще некоторое время смотрел на нее, то ли сердито, то ли печально, потом открыл входную дверь, подтолкнул Лидию в спину и крикнул:

— Дед! Мы уходим!

Когда дед выбежал в коридор, ругая себя за то, что не уследил и они успели собраться без него, дверь уже захлопнулась и только мерно покачивалась серебряная цепочка замка.

— Значит, так, — наставлял ее Шубин, остановив машину. — Ты сидишь здесь и ждешь меня. Двигатель ты не глушишь, что бы ни происходило. Даже если придет делегация Гринписа и выстроится рядом с требованием прекратить отравлять окружающую среду. Если я через полчаса не появлюсь, ты уезжаешь в наш офис на Ильинку и пытаешься попасть в пресс-службу. Вряд ли они тебя пустят, но, пока ты будешь на батяниной территории, тебе ничто не угрожает. Поняла? Никаких самовольных действий и никакого бряцания оружием, ясно тебе? Ты не идешь меня спасать, и ты не делаешь ни одной попытки вылезти из машины. Она бронированная, поэтому если в тебя будут стрелять, то сразу не убьют и у тебя будет шанс добраться до Ильинки.

Он помолчал.

— Ты должна дать мне честное слово, что все выполнишь в точности.

— Я все выполню в точности, — ответила Лидия скучным голосом.

— Честное слово, — подсказал Шубин.

— Честное слово, — повторила Лидия, совершенно уверенная, что это самое слово ни к чему ее не обязывает. — Но ты все-таки постарайся через полчаса прийти.

— Постараюсь, — пообещал Шубин и выпрыгнул из машины. Он немного помедлил, взявшись за ручку двери. — Вряд ли сегодня объявится следующий киллер, — сказал он, успокаивая больше себя, чем ее, — а вчерашний точно ни на что не годен.

Он захлопнул дверь и пошел к подъезду.

Лидия с водительского места следила за ним. Хлопнула коричневая грязная дверь, Шубин исчез. Как будто подумав, дверь снова немного приоткрылась. Вышла серая подъездная кошка, уселась на растаявшем крылечке и стала вылизывать лапу.

“Если все обойдется, заведу кошку, — решила Лидия. — Приеду, найду эту самую, облезлую, и она будет жить со мной.

Жить-поживать да добра наживать…”

Кажется, она уже сидела вот так в машине, ждала Егора Шубина и раздумывала, бандит он или просто полоумный. А кругом была непроглядная зимняя тьма, мела метель, и в той стороне, куда он ушел, раскачивался желтый фонарь.

“Господи, помоги ему! Помоги ему совсем чуть-чуть, господи, и всю оставшуюся жизнь я больше ни о чем тебя не попрошу…”