Сохейр Хашогги - Мираж

— Но ведь САВАК разберется, что она не улетела ни в аль-Ремаль, ни в Лондон?

— Конечно, разберется, но на решение этой головоломки уйдет по крайней мере один день, и даже тогда им придется всего-навсего обыскать весь Тегеран.

— А что делаем мы, пока будут происходить все эти события?

— Сейчас мы едем в город Ван, где должны встретиться с одним человеком. Он вывезет вас из Турции и позаботится о вашей безопасности, а я вернусь в Арарат и проложу еще один фальшивый след.

Амире показалось, что мир сейчас перевернется.

— Вы покидаете меня?

Филипп покачал головой, словно опровергая значение своих слов.

— Я должен это сделать, любовь моя. Помните наш план? Вы и Карим не просто спасаетесь бегством, вы исчезаете навсегда. Я вернусь, чтобы сбросить машину в горную реку, все будет выглядеть так, словно трупы унесло потоком.

— Но почему мы с Каримом не можем быть с вами?

— Потому что втроем мы не сможем проскочить по Турции незаметно, а я… я сумею.

— Но что потом? Вы тоже хотите исчезнуть?

— Да, но не волнуйтесь так, любовь моя. Все объяснится позже.

— Когда я снова вас увижу?

— Не знаю, дорогая, может быть, довольно скоро.

Опять эти слова.

— Мне очень все это не нравится, Филипп.

— Поверьте, мне тоже. Но другого выхода у нас нет. Рано или поздно, но какому-нибудь гениальному сыщику из САВАК придет в голову проверить пограничные посты. Как только всплывет мое имя, все границы перекроют. Начнется розыск в Париже, так как они справедливо решат, что из турецкого аэропорта мы непременно направимся в Париж. Но, обнаружив следы аварии, границы снова откроют и начнут разыскивать тела. Это позволит вам беспрепятственно вылететь в Париж.

— Так я еду в Париж?

— Да, но ненадолго. Потом вы полетите в Америку.

— В Америку?

— Да. Я уже говорил, что все выяснится по ходу дела. Самое главное сейчас — безопасно добраться до Парижа.

— Кто этот человек? Я имею в виду того, с кем нам предстоит встретиться.

— Это самый лучший из людей, кого я знаю. Его зовут брат Питер.

Воздух был чист, холоден и прозрачен. Между пятен не растаявшего на склонах снега бродили стада коз и овец. Изредка по сторонам дороги попадались одинокие каменные дома с огромными копнами сена на плоских крышах. Крестьяне ехали на повозках или вели под уздцы навьюченных ишаков по грязным, узким, разбитым дорогам.

Испытывая смутную досаду, Амира равнодушно смотрела в окно. План Филиппа казался ей чересчур сложным. Но, может, она ошибается, в конце концов Филиппу виднее. Все это не имело значения. Важно было лишь то, что им предстояла разлука. Почему он решил покинуть ее и Карима? Почему не может поехать с ними в Париж, в Америку или куда угодно? Куда он направится, когда их пути разойдутся? Кто ждет его там?

Амира не могла задать эти запретные вопросы, но никто не вправе был ей запретить думать. Сладость обретенной свободы улетучилась, оставив горький привкус. Привкус одиночества, привкус страха.

Лендровер одолел очередной подъем, впереди показался какой-то городок.

— Агри, — объявил Филипп. Город был больше, чем предыдущий, но люди выглядели точно так же — по-европейски одетые мужчины и по-восточному закутанные женщины. Над городом господствовал высокий минарет мечети. Неподалеку от нее Филипп остановил машину. — Пойду куплю чего-нибудь поесть. Можете погулять, думаю, это неопасно.

Амира повела Карима на маленькую площадь и тотчас оказалась в окружении множества женщин, которые, улыбаясь, явно проявляли любопытство к незнакомке с ребенком. Амира не понимала ни слова до тех пор, пока одна из женщин, застенчиво улыбаясь, не обратилась к ней на ломаном арабском.

— Куда вы едете? Откуда вы?

Как следует отвечать?

— Я родилась в Египте, но живу во Франции с мужем. Мы едем из Тегерана в Стамбул. У мужа мечта — побывать в этом городе.

Женщины сочувственно закивали головами: у этих мужей вечно какие-то странные идеи в голове.

Вернулся Филипп, его сопровождали несколько мужчин, наперебой стремившихся ему помочь. Один нес термос, другой — корзинку с едой. Третий присел у колес лендровера и, проверив, не спущены ли шины, явно остался ими доволен. Когда Филипп наконец усадил Амиру и Филиппа в машину, через открытое окно им протянули бутылку. Послышался возглас: «Сагол!»

— Сагол, — ответил Филипп. Машина тронулась, с обеих сторон ее провожали стайки бегущих мальчишек.

— Я успел забыть о том, как турки дружелюбны, — произнес француз.

— Что значит «сагол»?

Филипп рассмеялся.

— Это значит: «Долгих лет!»

Амира открыла корзинку — плоская лепешка свежего темного хлеба, на которой были уложены ломтики овощей и жареной баранины. Филипп протянул Амире термос.

— Это чай. Кажется, во всей Турции невозможно сыскать ни грамма кофе. Та же история, что с икрой в Иране, — все идет на экспорт.

— Что я буду делать в Америке? — спросила Амира. Она хотела, чтобы в ее голосе чувствовалась злость, но он прозвучал с детской обидой.

Впервые за всю поездку Филипп коснулся кончиками пальцев щеки Амиры.

— Не бойся, любовь моя. Что ты будешь делать в Америке? Все, что захочешь. Эта страна, где умный, целеустремленный человек может стать тем, кем захочет. К твоему сведению, я уже кое-что предпринял по своему усмотрению. Ты хочешь учиться в Гарварде?

— В Гарварде? В университете?

— Конечно.

— Стать студенткой?

— Разумеется, кем же еще?

— Но я не готова, — запротестовала она. — И со мной Карим. Что делать с мальчиком?

— Ты вполне готова. Да и с Каримом все будет в порядке. — Филипп отвел руку от лица Амиры. — Сейчас не время обсуждать подробности. Их ты узнаешь от одного моего парижского друга. Его зовут Морис Шеверни, он адвокат. Прежде чем сделать первый шаг в Париже, позвони ему прямо из аэропорта. Он тебя ждет.

На перекрестке Филипп свернул налево, оставив позади Агри. Дорога вела на юг.

Учиться в университете! Это было гораздо лучше, чем прятаться где-то в провинции или на вилле. Это была давняя, заветная мечта, манившая Амиру с самого детства.

Но как же это далеко!

— Поедем со мной, Филипп, — наконец решилась она сказать.

В ответ он грустно улыбнулся.

— Я очень этого хочу, любовь моя, но не могу. Когда-нибудь ты все поймешь, поверь мне. — Он откупорил и понюхал бутылку, которую им сунули в Агри. — Ракия. Один глоток, и я потеряю сознание. Однако надо попробовать.

Филипп отхлебнул из горлышка и закашлялся.

— Боже, такая же дрянь, что и раньше, когда я бывал здесь.