Екатерина Мурашова - Детдом

– А почему же его любовница не забрала эти сокровища себе? – спросила Настя.

– Ценности такого рода и объема смертельно опасны для того, кто пытается ими воспользоваться в своих интересах. И бывшая подруга Льва Шеина, которая была весьма умна, прекрасно знала об этом. Если бы ты, Настя, читала Киплинга…

– Я помню! – воскликнула Настя. – Я смотрела мультфильм про Маугли. История про кобру и сокровище, которое она сторожила. Там они все убивали друг друга…

– Точно! – удовлетворенно сказала Анджа. – Сокровища такого рода безопасны либо для очень умных, либо для людей, которые просто не понимают их ценности. Именно таким был Маугли. И Кешка… Через много лет после войны на Лиговку явился Большой Иван, предъявил любовнице Льва какие-то неопровержимые доказательства своих прав (кажется, это была татуировка в виде креста Ефросинии Полоцкой) и забрал основную часть сокровищ по праву наследования. Сам он к тому времени был известным вором, а о своем наследстве узнал от дяди, Ильи Шеина, родного брата Льва.

После обретения «могилевского клада» в душе Большого Ивана и произошел уже упоминавшийся переворот. Он как-то пересмотрел свою жизнь и в результате в корне изменил ее. Трудно сказать, почему, крестившись, он не передал сокровища, по крайней мере крест, православной церкви. Может быть, оттого, что ему было хорошо известно о сотрудничестве многих, если не большинства действующих священников с тогдашним КГБ… Не знаю…

– Так и где же эти сокровища теперь?! – даже флегматичная Настя не выдержала промедления.

– Не зна-аю, – протянула Анджа и улыбнулась. – Может быть, Кешка как раз и вспомнил что-нибудь по этому поводу… После того, как мы нашли Кешку, стало понятно, что за ним ведут охоту бандиты, да еще и, кажется, представители церкви, которые тоже о чем-то когда-то пронюхали. От греха подальше отец Антонины, Олег, который тогда как раз приезжал в Россию, увез мальчишку с собой за границу. Здесь его, скорее всего, просто убили бы. Ведь он тогда действительно не помнил или, скорее не знал ничего о местонахождении клада. Большой Иван не собирался умирать в тот день, когда перевернулась лодка. Возможно, он полагал, что у него еще много лет впереди, чтобы передать сыну свою тайну… Настя, покажи-ка мне свой рисунок… Поразительно! Скажи, ты когда-нибудь видела… его?

– Кого – его? Вот это?… Наверное, нет, если только его на открытках не рисовали…

На листке быстрой и точной Настиной рукой был нарисован достаточно аскетический орнамент из сосновых и еловых веток, обрамлявший большой деревянный крест, с множеством вкрапленных в него драгоценных камней, не подвергавшихся огранке.

Антонина, привстав, тоже недоверчиво рассматривала рисунок.

– Откуда Настька могла знать? – требовательно обратилась она к матери.

Анджа лишь молча пожала плечами.

Глава 3

– Скажите честно, Владимир, вы любите русский народ?

– Простите, как? Весь народ сразу?… Я боюсь, что мне будет крайне трудно ответить на ваш вопрос…

Оба собеседника сидели в креслах в просторном холле гостиницы. На вид они были приблизительно одного возраста, может быть, спрашивающий постарше года на два-три. Позы же их различались весьма существенно. Старший свободно развалился в кресле, раскинув руки по подлокотникам и положив одну ногу в тяжелом кожаном ботинке на колено другой. Тот, кого назвали Владимиром, напротив, сидел на самом краешке кресла, выпрямив спину, сдвинув ноги и сложив руки на коленях. Одна кисть при этом прикрывала другую. То есть, если судить по популярным психологическим книжкам, в изобилии раскинутым на прилавке находящегося неподалеку книжного ларька, то старший являл собой максимальную степень открытости и раскрепощенности, а младший, наоборот, находился в состоянии полной закрытости и несвободы.

– Ладно, давай спрошу по-другому: чьи интересы для тебя важнее – русского народа или какого-нибудь другого, ну, например, казахского или еврейского?

Владимир честно задумался, и одновременно медленно и необидно разглядывал своего визави. Так дети смотрят на экспонаты не интересного для них музея. Визави ждал, нетерпеливо постукивая пальцами по подлокотнику кресла. На его открытом горле взад вперед ходил выступающий кадык. Черная рубашка промокла под мышками.

– Наверное, вы имеете в виду Курильские острова? – наконец спросил Владимир. – Надо ли отдавать их японцам? Простите, но я плохо знаком с историей вопроса…

– Да причем тут японцы! – воскликнул старший, не в силах справиться со своим раздражением. Видно было, что ему очень хочется коротко и емко охарактеризовать и ситуацию в целом, и человека, с которым ему приходится беседовать. Но почему-то он не может себе этого позволить. – Я же тебе совершенно о другом толкую. Вот ты знаешь, на кого вы, ну, я имею в виду ваша группа, похожи?

– Да, знаю, – с облегчением кивнул Владимир, радуясь тому, что хотя бы на один вопрос собеседника может ответить положительно. – Те, кто постарше нас, много раз говорили, что ни на одну из теперешних групп мы не похожи, зато очень похожи на ансамбль революционеров из Чили, которые ездили по миру и пели свои песни. Удивительно, что вы, Антон, тоже их помните.

– Да не помню я никаких чилийских революционеров! – огрызнулся Антон. – Че Гевару знаю – и все. А вы похожи на певца русской свободы – Игоря Талькова. С тех пор как его подло убили враги русского народа…

– Простите, но вы уверены? – осторожно перебил собеседника Владимир.

– В чем это?

– Может быть, Талькова убили именно враги Талькова?

– Ты что, издеваешься, что ли? – подозрительно спросил Антон, вглядываясь в безмятежное лицо Владимира, в котором, несмотря на чистую кожу и относительную правильность черт, как будто бы чего-то не хватало.

– Разумеется, нет. Прошу простить, если вам так показалось. Просто, я заметил, обычно именно так и бывает – всякие личные неприятности следуют человеку от его собственных врагов. И… я, разумеется, слышал песни Игоря Талькова в записи. Мне кажется, что мы играем и поем совершенно в другой манере, и в другой тональности…

– Да нет! Ты опять не понял! – загорячился Антон.

Его миссия явно проваливалась, вязла в зыбучем песке тусклых мозгов этого тупого… Ну он же, этот Владимир, явный дегенерат, это же очевидно! Впрочем, его об этом заранее предупреждали, да чего и ждать, если человек вырос в интернате для умственно отсталых…

– Ты смотри в суть! – Антон ткнул пальцем в выложенный разноцветной керамической плиткой пол, потом передумал и тем же пальцем указал куда-то наверх, где расположились скрытые от прямого взгляда светильники. – Вы же все вылезли из самой грязи, что-почем на своей шкуре знаете, а кто вас туда спихнул? Кто виноват в том, что всякие сволочи абрамовичи жируют, а русских детдомовских детей продают на запчасти буржуям, а?