Элизабет Адлер - Тайна

— Ладно, теперь ты выбралась, как видишь, и все это только плохой сон.

— Фил, — девушка встретилась с ней глазами, — что со мной случилось?

Фил колебалась, но она знала, что должна сказать правду.

— Это был не совсем сон, ты и вправду упала. На дно каменистого оврага. К счастью, твое падение остановили заросли на склоне. Там росло очень много кустов. Они и спасли тебя.

Девушка озадаченно опустила глаза.

— Может быть, это как раз то, что я помню — это падение… Я думала над всем этим, пыталась вспомнить. Теперь могу. То есть, я могу вспомнить Сан-Франциско — здания и мост. Но не помню, где я живу. Я помню вкус охлажденного йогурта и что я не люблю мороженое. Я помню, что люблю красный цвет, но не знаю, было ли у меня красное платье. Я помню запах мимозы, но не могу сообразить, где я чувствовала его раньше. Я помню вас, со вчерашнего вечера, и нянечек, и докторов, но не могу вспомнить никого из моей прошлой жизни.

Она подняла на нее огромные испуганные карие глаза и спросила:

— Что же мне теперь делать?

Фил ободряюще похлопала ее по руке:

— Хорошо, теперь послушай меня. Ты только несколько часов назад вышла из комы, и только три недели прошло после травмы и операции. Тебе совершенно не нужно решать сейчас такие грандиозные проблемы, поэтому перестань волноваться на этот счет. Скоро ты все вспомнить. А пока сосредоточься на чем-нибудь попроще. Подумай о книгах, которые ты читала, о музыке, которую ты любишь, о любимых картинах, об одежде, которая тебе нравится.

— Мне нравится, как одеваетесь вы.

Фил засмеялась. Была суббота, и на ней была не деловая одежда: черные джинсы, черные замшевые туфли, белая сорочка и черный кожаный жакет.

— Особенно ремень. От Таксона? Фил взглянула на нее. Ремень был сделан здесь, в Америке, — черная кожа и серебряная пряжка с бирюзой.

— Санта-Фе, — обрадованно сказала она. — Ты попала в самую точку.

— Кажется, да, — девушка выглядела удивленной, и Фил засмеялась.

— Смотри-ка, память уже возвращается, — утешила она.

— Это только видимость, — сказала девушка. — То все куда-то пропадает, то появляется. Как с мимозой и ремнем.

— Так все и должно быть. Но я заболталась, мне пора идти. Я не хочу утомить тебя и свести на нет все наши успехи.

— Фил!

Фил вопросительно взглянула на нее.

— Почему вы пришли навестить меня? Вы же меня не знаете?

Фил замялась. Она не хотела говорить, что видела ее по телевизору. Но была и другая причина, которую Фил не открыла бы никому. Она сказала:

— Я была в больнице, когда тебя привезли. Заинтересовалась тобой. Я психиатр и работаю здесь, в Центральной, три дня в неделю.

Девушка кисло улыбнулась.

— Психиатр. Значит, я в надежных руках. А вы, доктор, получили еще одну идиотку, которой нужно вправлять мозги. — Внезапно ее глаза удивленно расширились. — Доктор Фил Форстер, — выпалила она. — Это вы. Знаменитая Форстер.

— Вот видишь, ты вспомнила.

— Да, вспомнила, — откликнулась она, довольная собой. — И есть еще кое-что, чего я точно никогда не забуду: ваше прекрасное лицо, улыбающееся мне, когда я вышла из этого жуткого туннеля.

Ее золотисто-карие глаза излучали благодарность, и Фил с трудом сдержала свои эмоции.

— Я рада, что пришла. — сказала она тихо. — Увидимся позже, милая.

— Фил! — девушка окликнула ее, когда она была уже у двери. — Еще только одна просьба. У Тебя есть зеркало? Я хочу увидеть, как я выгляжу. Я пока не встаю с постели, а в этой больнице, похоже, ни у кого нет даже маленького зеркальца.

Фил не решалась. Она знала, что это опасно. Во-первых, потому, что девушка только несколько часов назад вышла из комы. Во-вторых, у нее были сплошные синяки и ссадины, а с опухшим лицом и бритой головой она выглядела как пугало. И, в-третьих, она могла неожиданно узнать себя и вспомнить, что с ней произошло. Для этого было слишком рано. Мог наступить сильный шок.

— Может быть, завтра я принесу тебе зеркало, — пообещала она, помахав на прощание.

Глава 5

— Ты молодая, — говорил девушке доктор Нидман на следующее утро, — и сильная, как лошадь. Чтобы тебя убить, просто разбить твой котелок недостаточно.

— Но лошадей пристреливают, не так ли? — неожиданно всхлипнула она. — А меня сбросили с обрыва.

Нидман вздохнул. Следователь Махони позвонил ему рано утром и настоял на беседе с девушкой. Вот почему она была так удручена.

— Не верь всему тому, что говорят тебе полицейские, — сказал он с усмешкой. — Может быть, ты просто шла там и упала. В конце концов, кому придет в голову уродовать такую красивую девушку?

— Я не знаю, — просто сказала она. — Я даже не знаю, кто я. Если б знала, может быть, я поняла, почему кто-то хотел убить меня.

Раздался стук в дверь, и вошла Фил Форстер. Ее сверкающие гневом глаза встретились с глазами Нидмана.

— Я слышала, что здесь побывал Махони, — сказала она рассерженно. — Он спрашивал у вас разрешения на беседу с больной?

— К сожалению, да. Он сказал, что давал вам сорок восемь часов и что с каждым часом его работа только усложняется. Теперь, когда больная пришла в себя, может сидеть и реагировать на окружающий мир, он сделал вывод, что теперь мы можем помешать правосудию. Мне пришлось согласиться, хотя я и не одобрял его действий.

Фил раздраженно фыркнула. Она сунула девушке сумку и поцеловала ее в щеку.

— Это тебе, наведешь марафет, — сказала она и повернулась к Нидману. — Сегодня она посмотрит на вашу работу.

Нидман засмеялся и встал, чтобы идти.

— Прошу прощения за такую стрижку, — сказал он своей пациентке. — Но, что касается штопки, я в этом деле собаку съел. Через пару месяцев и не вспомнит, что тебе ставили заплаты.

— О, хорошо, если бы так, — вздохнула девушка и они рассмеялись.

— Во-первых, нам нужно заменить эту больничную рубашку на что-нибудь более приличное, — сказала Фил. — Нянечка поможет тебе переодеться, а я вернусь через минуту.

Девушка проводила ее удивленным взглядом. Потом открыла сумку и развернула сверток из белой тонкой бумаги. Она заулыбалась от удовольствия, когда увидела бледно-розовый шелк и кружева.

— Какая прелесть, — приговаривала она, поглаживая прохладный, гладкий материал, — какая красота.

Фил стояла у телефонного автомата в холле и, набрав номер полицейского участка, с нетерпением ждала, пока Фрэнко Махони не снял трубку.

— Вы поторопились, Махони, — сказала она, когда он наконец ответил, — вы даже не предупредили о том, что «принимаете меры», как мы договорились.

— Я обсудил этот вопрос с дежурным хирургом, — ответил он холодным тоном. — Он дал мне «добро». Естественно, если бы он был против, я бы не стал этого делать.