Светлана Демидова - Шатер из поцелуев
– А из-за кого же ты убежала? Из-за чего не хочешь на меня смотреть?!
– Я же смотрю…
– Оль! А хочешь, я завтра вызову Серегу… ну… на дуэль! С секундантами! – предложил он. – И ты увидишь, что… Я сегодня просто не был готов! Он неожиданно, понимаешь?!
Ольга, которая видела всю драку с самого начала и до конца, понимала другое: Николаев оказался более ловким и сильным. Победить его Артеменко ни при каких обстоятельствах не удастся, только позора прибавится. Да еще и при секундантах!
– Я не хочу этого, Марат. Не надо… – отказалась она.
– А что же надо?
– Не знаю… ничего…
– Ну а ты… Ты больше со мной не будешь… да? Все кончено?
Ольга смотрела в его почти черные в августовских сумерках глаза и не знала, что сказать. С одной стороны, Артеменко ей все еще нравился: вон он какой красивый, даже с синяками. С другой стороны, он так позорно клянчил у Николаева, чтобы тот его отпустил… Никто, правда, кроме Ольги, этого не видел… Ну… подрались… а кто кого победил – никому знать не обязательно. Хотя, конечно, синяки говорят сами за себя. Их не скроешь. А Николаев, подлец, пришел на танцы со своей царапиной, как с боевой медалью или даже с орденом!
Ольга искренне надеялась снова полюбить Марата. Сергей Николаев тоже не собирался отступать. Он объявил тотальную войну председателю совета отряда, красавчику и любимцу лагерных девчонок Артеменко. Сначала он совершенно неожиданно выиграл у него в соревнованиях по настольному теннису, где, казалось бы, Марат был непобедим. Потом команда Артеменко с разгромным счетом продулась команде Николаева в баскетбол. Любовь к Ольге и ненависть к Артеменко сделали в то лето Сергея Николаева супергероем. Он лучше всех плавал, забивал бесконечные голы в футбольных матчах и сумел быстрее всех развести костер в соревнованиях, проведенных в двухдневном походе. Лица лагерных девочек постепенно отворачивались от Артеменко и поворачивались к Николаеву.
– Артеменко – просто красавчик, и все, а Николаев – настоящий мужчина, – судачили между собой девчонки и напропалую строили ему глазки.
Ольга продолжала его ненавидеть. Ей так хотелось, чтобы Марат хоть в чем-нибудь обставил Сергея, и тогда она выкрикнула бы ему в лицо что-то вроде: «Ну что, съел?!» Такого случая ей так и не представилось. Более того, во время военно-спортивной игры, надеясь победить Николаева, Артеменко с отчаянья пошел на подлог результатов, с чем и был пойман. Такого позора Марат вынести не смог и упросил родителей, чтобы его забрали из лагеря раньше окончания смены.
– Я же говорил тебе, что он мыльный пузырь, и все, – после отъезда Артеменко сказал Ольге Николаев.
– Ну и что?! – крикнула она ему в ответ. – Чего ты добился?! Думаешь, я полюблю тебя за то, что ты человека унизил? Не дождешься!
– Марат сам себя унизил. Никто его не заставлял приписывать себе очки! – справедливо заметил Сергей.
– Ты же понимаешь, что он это сделал ради меня!
– Я ради тебя ничего себе не приписывал, хотя готов многое сделать, только чтобы ты…
– Да что ты можешь?! – перебила его она. – Только над людьми издеваться… которые слабее тебя! Думаешь, это подвиг, да? Подвиг?
– Пошли! – с решительным лицом оборвал ее Николаев.
– Куда?
– Ты увидишь, на что я способен!
– Ну! Давай посмотрим!
Они вылезли из щели в ограде лагеря и прошли к Черной речке, где у «Звездочки» была своя купальня. Николаев сбросил одежду и пошел к реке. Он обошел купальню и с высокого валуна прыгнул в воду в самом широком месте реки. Он переплыл Черную речку четыре раза подряд и вылез на берег синий и задыхающийся.
– Я море бы переплыл ради тебя, – сказал он ей, ловя ртом воздух.
– Дурак, – ответила она, хотя некоторое уважение к нему у нее все-таки появилось. – Кому это нужно?
– Мне.
– Дурак, – еще раз сказала она и ушла, оставив все еще тяжело дышащего Сергея на берегу Черной речки.
И тогда Николаев упросил парня из музкоманды по кличке Крот сделать на его руке наколку: небольшой круг – букву О, что означало – Ольга, и волну внутри, то есть М – Морозова. Трубач Крот делал Сергею татуировку в антисанитарных условиях палатки, в которых жила в «Звездочке» музкоманда. Несколько дней Николаев ходил по жаре в рубашке с длинными рукавами и температурой под сорок градусов, пока не свалился в обморок прямо на киносеансе. Когда «Скорая помощь» увозила его в больницу, он передал Ольге записку, где было написано: «Я буду любить тебя всю жизнь». Она порвала эту записку в мелкие клочья, выбросила их в дырку деревянного туалета за дачей, а Сергея Николаева выбросила из своей памяти. Она, разумеется, не вспомнила смертельно влюбленного в нее четырнадцатилетнего мальчишку, когда писала на своих конвертах «Николаеву Сергею»…– Надеюсь, ты не станешь утверждать, что любил меня всю жизнь, как обещал в своей записке? – спросила Ольга.
– Не стану, – отозвался Сергей, – хотя помнил очень долго.
– Пока рука не зажила?
– Гораздо дольше. Потом, конечно, все как-то улеглось, сгладилось и… что там говорить… подзабылось… Я здорово изменился с тех пор?
Ольга настороженно оглядела его. Изменился, да… Но узнать все-таки можно… Глаза все те же: серые и упрямые… Вот так Финист Ясный Сокол… Спортивный сектор… Неудачник в поношенных джинсах… Впрочем, ей ли это говорить, неудачнице с расплывшимся телом. Она вздохнула и ответила:
– Изменился, конечно. В детстве ты не присваивал себе чужих достижений.
– Это ты опять про метр восемьдесят? – усмехнулся он.
– Да. Мировоззрение поменял?
– С тех пор многое изменилось, – печально улыбнулся Николаев, – но ведь и ты, Оля, в четырнадцать лет, когда за тобой бегали все мальчишки, вряд ли могла предположить, что когда-нибудь будешь искать знакомство по брачному объявлению.
– Это запрещенный прием, Сергей! – рассердилась Ольга.
– Но ведь и ты меня не жалеешь…
– Ты же мужчина!
– Думаешь, мужчинам не больно?!
Ольга уронила голову на руки и расплакалась. Николаев подсел к столу рядом с ней и опять погладил по волосам.
– Оль, ну что изменилось-то? Давай считать, что мы только-только познакомились. По сути дела ведь так оно и есть! Мы и в лагере-то говорили с тобой от силы раза три.
– Вот именно, – всхлипнула Ольга. – Мы совсем не знаем друг друга.
– Кто мешает узнать ближе?
Ольга вытерла слезы, посмотрела Николаеву в глаза и горько сказала:
– Знаешь, Сергей, ты, четырнадцатилетний, здорово испортил мне жизнь. Мне… потом, когда молодые люди хотели меня поцеловать, всегда казалось, что вот-вот из-за угла выскочит Николаев и все испортит.
– Но я же не выскакивал!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
