Джорджия Ле Карр - Одурманенная (ЛП)

Он прижимается своим лбом к моему, его слова тихо кружатся вокруг нас. Я чувствую, как он заполняет пространство своей любовью. Я так его люблю, что мне хочется кричать об этом чувстве на каждом углу. И еще я очень волнуюсь, потому что моя жизнь научила меня, что всякий раз, когда я что-то очень сильно люблю, даже если это животное, мое сердце в итоге оказывается разодранным и разбитым от потери.

— Ты должна поверить, что я говорю тебе правду. Мое сердце было заточено в неподвижный темный гроб, пока я не нашел тебя в скрытым месте в темноте своей души. Ты спасла меня.

Он мягко улыбается, сплетая свои пальцы с моими, его брови опускаются. Я не могу отвести взгляда от его грустных глаз. Этими словами он кладет свое сердце к моим ногам. Могла ли я подумать, что он окажется благородным воином? Любовь не ведет учет обидам, и мое сердце тает. Я прощаю его.

— Тогда зачем ты так много от меня скрываешь?

Он тихо вздыхает.

— Если бы ты знала, что комната полна иголок, ты бы разрешила Сорабу ползать там?

Я хмурюсь.

— Я не ребенок.

— Я выражусь яснее. Я боюсь за тебя, боюсь, что тебя отнимут у меня. Одна только мысль, потерять тебя заставляет чувствовать боль в моем животе. Ты единственный человек, с которым я могу себя представить. Если все особняки, шахты, автомобили, бизнес, яхты, самолеты исчезнут, а ты останешься, я смогу восстановиться и начать заново, но, если все останется, а тебя не будет, я буду сломленным человеком.

Его глаза вдруг становятся влажными, он никогда не позволял себе плакать раньше. Это разбивает мое сердце. Он есть вся моя любовь, мое сердце, мое все. Я стараюсь не обращать внимание на его слезы сейчас, потому что должна знать, и я хочу раскрыть все своими силами, тем или иным способом, но я хочу узнать.

— Ты не мог заснуть прошлой ночью?

— Да, нужно слишком много успеть сделать. Телефоны не переставая звонят, по всему миру люди выражают соболезнования, — его губы изогнулись в горькой улыбке. — Если бы они только знали.

— Когда похороны?

— После завтра.

— Где?

— Нью-Йорке.

— Когда мы отправляемся?

— Ты не поедешь, — Его голос внезапно становится жестким.

Я наклоняюсь к нему.

— Почему нет?

— Потому что я никогда не возьму свою любимую в логово гадюк.

— Но я хочу быть с тобой.

— Я еду только на один день, и вернусь.

Я смотрю на него снизу-вверх.

— Блейк, я хочу быть с тобой в это время.

— Нет.

Я скрещиваю руки на груди.

— Значит, ты не хочешь меня видеть на похоронах?

— Нет, не вижу необходимости.

— Ладно, я поеду с тобой, но не пойду на похороны.

Он качает головой.

— Нет, иначе я буду беспокоиться о твоей безопасности в Нью-Йорке.

— Все будет в порядке, я останусь отеле.

— Ты будешь скучать.

— Я почитаю и буду есть в номере.

Похоже это заставляет его предпринять последнюю попытку:

— Почему тебе надо все так усложнять?

— Потому что все это время я хочу быть с тобой. Я думаю, что это существенно.

— Хорошо. Но ты должна пообещать, что не покинешь отель без меня.

— Я обещаю.

— Что насчет Сораба?

— Если речь идет только об одной ночи, оставляю его с Билли.

Он хмурится.

— Блейк, если ты не возьмешь меня с собой, я все равно прилечу сама по себе.

Он становится каким-то усталым.

— Я никогда не смогу устоять перед тобой. Да, ты можешь поехать.

— Спасибо.

— Не заставляй меня жалеть об этом.

— В смысле?

— Оставайся в гостинице, и не заставляй меня беспокоиться о тебе, — он смотрит на меня предупреждающе.

— Я не буду. Когда мы улетаем?

— Завтра.

5.

Первое, я настолько поражена люксом. Вау! Нет слов! Он стоит сорок пять тысяч долларов за ночь! Поэтому: верх этого списка представляет собой 360-градусный панорамный вид на Манхэттен через пуленепробиваемые окна от пола до потолка. Я в полном изумлении двигаюсь, бесконечно останавливаясь, через чрезмерно просторные комнаты в полном одиночестве, внимательно вглядываясь в детали, которые полностью поражают мое сознание. Спальня изготовлена из сотен тысяч кропотливо вырезанных и отполированных соломинок! Да, очень красиво, но Боже мой!

В другой комнате все стены сделаны из телячьей кожи. В библиотеке же все стены покрыты французским лаком. В ванной комнате, сама ванна сделана с бесконечным краем и каждая раковина вырезана из одной породы хрусталя. Я лежу на матрасе из конского волоса. Очень, очень комфортно. Я приподымаю крышку рояля и мои пальцы приятно путешествуют наконец-то по блестящим клавишам. Я стою целую вечность на балконе высотой семьсот футов, глядя вниз на раскинувшийся у моих ног город, наполненный непрерывной пульсацией и движением. Я бросаю взгляд на книгу, которую взяла с собой и пропускаю ее, задаваясь вопросом, что сейчас делает Блейк.

Я чувствую себя настолько одинокой и грустной, что включаю Скайп, чтобы соединиться с Билли.

— Как Сораб?

— Спит. Рюмка водки сделала свое дело.

— Не думаю, что это смешно, Билл.

Билли смеется.

— Когда-то он же должен начать.

— Согласна, но, когда ему будет тридцать.

— Ладно, как дела?

— Ну, Блейк занят встречами с людьми, организовывая все эти необходимые вещи, а я тут помираю от скуки в гостинице.

— У тебя нет ребенка, висящего на шее, почему бы тебе не отправиться и не посмотреть достопримечательности?

Я вздыхаю.

— Я вообще то обещала не покидать отель.

— Что? — кричит она. — Ты издеваешься надо мной? Ты находишься в Большом Яблоке и не собираешься выходить наружу?

— Забудь об этом, Билл. Я обещала. Он не хотел брать меня с собой, пока я не пообещала. Мы приедем в другой раз. Это не совсем неудачное время, связанное с похоронами и все другим.

— Это попахивает обязательствами.

— Не начинай, пожалуйста.

— Почему бы тебе, по крайней мере, не посетить сауну или бассейн, а?

— Возможно схожу. Я немного голодна. Может быть, я спущусь вниз и съем что-нибудь в ресторане. Но сначала, ты хочешь совершить тур по люксу? Это потрясающе.

— Давай.

Я завершаю разговор, после экскурсии по люксу и спускаюсь в холл. Я стою, всматриваясь в стеклянное окно, когда ко мне подходит мужчина и останавливается рядом.

— Вы похожи на ребенка, разглядывающего витрину кондитерского магазина, — говорит мужской голос с сильным акцентом.

Я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на него. Он высокий, с выпирающей челюстью, в джинсах и ковбойской шляпе, возможно с юга.