Оркестр - Екатерина Александровна Гаврилина
Но спокойно спать ему не удалось, через полчаса обиженная Марта тем, что Сева ей еще с кем-то изменяет, стала писать ему сообщения с претензиями.
Сева сквозь сон не понимал, в чем дело. Затем он встал потихоньку, думая, что я сплю, и отправился в ванную комнату, разговаривать с Мартой.
Его шептания было сложно разобрать, но смысл был понятен. Около получаса Сева пытался объяснить своей возлюбленной, что у него никого, кроме нее, нет, что это какая-то ошибка.
Мне было так смешно это все слышать, про боль внутри меня лучше промолчать. К этой боли я уже привыкла. Когда Сева подошел к кровати, чтобы лечь спать, я не выдержала и истерически рассмеялась.
После этого Сева начал со мной разговаривать:
– Что, что ты ей сказала?!
– Да ничего, ничего я ей не сказала, а что?! Теперь открыто будешь выяснять со мной отношения по поводу твоих проституток?!
– Перестань оскорблять людей, я этого не потерплю, и не смей устраивать мне концерты.
Я встала, чтобы уйти, мне не хотелось продолжать этот разговор.
– Я не договорил с тобой, – злился Сева и больно взял меня за руку.
Мне не хотелось молчать, мне не хотелось все снова проглатывать, мне не хотелось уже сохранять наши с ним отношения. Мне он был настолько противен, что я уже ничего не боялась. Возможно, во мне говорила обида, а возможно, я уже просто разлюбила его.
– Да, Сева, не думала я, что тебе так важно, как с тобой трах…, что ради этого полчаса будешь унижаться перед очередной своей подстилкой. Ты упал в моих глазах, хотя тебе уже, и падать некуда.
У Севы загорелись глаза, и через секунду я ощутила на своем лице жгучий удар, а еще через секунду резкую боль в голове.
Я вырубилась буквально на несколько секунд.
Я стала приходить в себя от нашатырки, которую поднес мне Сева под нос.
У меня кружилась голова то ли от того, что я упала на пол, то ли от удара Севы. Я сначала не поняла, куда он меня ударил, но когда резко моргнула, с правой стороны глаза я ощутила пронзающую боль.
– Зариночка, прости, прости меня. Ты меня вывела. Я с этой нервной работой, еще и ты.
Стал слезно просить прощения Сева. Это тоже уже входило в его привычку. Он всегда после того, как поднимал на меня руку, слезно вымаливал прощение.
Я даже не стала подходить к зеркалу, не хотелось пугаться своего лица.
– Может, лед приложим, завтра же тебя запишу к лучшему врачу.
– Ложись спать, хватит передо мной мельтешить.
Я стала вставать с пола, Сева все крутился около меня. Я легла спать. А Сева продолжал:
– Прости меня, тебе очень больно?! Почему ты молчишь?! Ты даже не плачешь, ты никогда не плачешь. Тебе настолько на меня все равно?!
– Сева, замолчи, – резко обрубила я. – У меня болит голова.
– Все, я понял. Завтра самого лучшего врача найду, завтра все наладится, – продолжал повторять про себя Сева.
А я ждала, когда он уснет, чтобы сходить на кухню и выпить обезболившего, так как у меня жутко раскалывалась голова, и ужасно ныл глаз.
Через несколько минут своих слов, провинившегося мальчика, Сева уснул. Я отправилась на кухню, чтобы выпить таблетки. Затем я зашла в ванную комнату, чтобы умыться холодной водой.
Посмотрев на свое ужасное отражение в зеркале с подбитым глазом, я снова стала истерически смеяться.
Через некоторое время меня испугал мой затяжной смех над самой собой.
Я резко его остановила и посмотрела себе в глаза.
«Больше никогда, слышишь, никогда!» – подумав про себя фразу, которая звучала именно как стимул жизни, я отправилась спать.
Мои таблетки уже начинали действовать, я не чувствовала боли и через несколько секунд я провалилась в глубокий сон.
Во сне я падала, падала вниз под воду, и самое страшное, что мне нравилось это падение. Но через некоторое время мне стало не хватать воздуха, я стала задыхаться в воде, я пыталась выплывать на воздух, но у меня это не получалось, меня будто держали в воде. Меня удерживали в воде руки Севы.
Я резко проснулась от этого сна, мне на самом деле стало трудно дышать.
Севы не было, на часах уже было одиннадцать часов. Йогу я уже пропустила, да и куда с таким глазом.
Только я вспомнила о нем, как боль резко, но длительно пронзила мне все мое лицо.
Я пыталась встать с кровати, как кто-то позвонил в дверь. Я быстро оделась, надев на один глаз повязку для сна, будто я ее еще не успела снять, и отправилась открывать дверь.
На пороге стоял наш врач, который лечит всю нашу семью. Эрнест стоял с огромным букетом цветов.
– А видели ли вы врачей, которые доставляют цветы на дом?! – пошутил Эрнест.
– Доброе утро, проходите, – впустила я Эрнеста в дом, забрав у него огромный букет белых лилий.
– Ничего страшного, сам глаз не тронут, конечно, фингал будет несколько дней, а точнее даже недель. Но у меня есть замечательное средство, которое быстро выправит вам личико. Вот, держите, – произнес Эрнест после того, как осмотрел мое лицо.
– Спасибо вам огромное, может, чай или кофе?!
– Не откажусь от вашего фирменного кофе, – заулыбался Эрнест, убирая все свои лекарства и рабочие приборы в свой маленький, но очень вместительный чемоданчик.
Эрнест был типичный врач. Но, по крайней мере, я так представляю врачей. Он был небольшого роста, с небольшой залысиной, с бородой и с маленькими, но очень хитренькими глазами, которые постоянно бегали туда-сюда.
Я любила встречи с Эрнестом. Он был очень интересный и глубокий человек. Его жизненный опыт меня впечатлял. Эрнест постоянно рассказывал мне интересные истории из своей рабочей практики. Я любила его слушать, тем более в такие дни, когда мне не зачем, и не куда спешить.
– Эрнест, вот ваш кофе. Как у вас дела на работе?!
– Ой, Зариночка, все хорошо, все хорошо. Вот недавно такой интересный случай со мной произошел. Я уже думал, что все в этой жизни видел, а, оказывается, даже меня еще можно удивить.
– Как я рада, что вы меня сегодня посетили. Я вся во внимании, – с интересом приготовилась я выслушивать очередной поучающий рассказ Эрнеста.
– Был у меня постоянный клиент, очень влиятельный человек, сама понимаешь, без конкретики, хотя почему был, он и есть. Так вот, все у него было в норме, всегда он вовремя проверялся и ничем вредным не увлекался. Да и я его всегда лично проверял, ничего у него не было со здоровьем. А тут раз, уехал он на несколько месяцев пожить в другую страну, тоже не будем называть конкретно куда, и