Тара Янцзен - Безумно горячий

Он не мог так поступить. Не мог поддаться той прекрасной земной страсти, которой она служила вдохновением. Той ночью они занимались любовью четыре изумительных раза, но этого оказалось недостаточно, чтобы привязать ее к нему. Если он хотел ее, то должен был дать нечто большее – а он определенно хотел ее.

– Поехали со мной, Реган, – сказал он, подняв голову. – Ты можешь дать мне час? Я кое-что хочу тебе показать. Хочу тебя познакомить кое с кем.

Она долго неотрывно смотрела на него, прежде чем кивнуть в ответ.

– Я… эмм, хорошо, – колеблясь, сказала она: все сомнения были написаны у нее на лице и слышались в голосе. – Только на час.

Он не дал ей возможности передумать. Через пару минут, он уже пристегнул ее ремнем безопасности и завел Роксанну, готовую к путешествию.

Далеко ехать не пришлось. После пятнадцатиминутного маневрирования по улочкам Боулдера они въехали в восточную часть города, где располагался район новых особнячков.

Реган мгновенно поняла, где они находятся и с кем он хочет ее познакомить, и впервые с того момента, как он вошел в ее дверь и вернулся в ее жизнь, почувствовала, как зарождается надежда.

Такое случается, когда мужчина знакомит подружку со своей матерью.

– Это дом твоей мамы, – сказала она, и он кивнул.

– Она не знает, что мы приехали, – объяснил он. – Не хотел обнадеживать ее раньше времени, ты ведь могла отказаться.

– А это нормально? Ну, что мы вот так появимся ни с того ни с сего?

В ответ он коротко рассмеялся.

– Поверь мне, Реган. Она моя мать. Я могу заявиться хоть в два часа ночи с половиной цирка Барнума и Бейли на хвосте, но она все равно будет рада меня видеть – а потом всех накормит. Надеюсь, ты голодна.

Нет. Вообще. Особенно сейчас. Но она была взволнована. Ведь он привез ее к своей матери.

– Моя мать умерла много лет назад, – сказала она ему. Она не знала, зачем говорит это, но внезапно почувствовала, что нужно этим поделиться. – Мой папа тоже.

– Я помню, – сказал он, удивив ее. – Уилсон, бывало, много о них рассказывал, пока мы копались в земле каких-нибудь Богом забытых холмов. Каждый раз, как кто-то начинал ныть – а ныли мы предостаточно – он рассказывал очередную историю о твоих маме и папе, о том, сколько приключений выпало на их долю, и однажды упомянул их гибель. – Он погладил ее по лицу, скользнув большим пальцем по щеке. – Я бы поцеловал тебя, – тихо сказал он, – но не хочу, чтобы при встрече с мамой ты выглядела так, будто я тискал тебя на заднем сидении.

Да, наверное, действительно не стоило, но искушение было велико. Она страшно скучала по нему, а он выглядел так, что его хотелось проглотить: белая рубашка поло, джинсы с ширинкой на пуговицах – да она заметила – и ковбойские сапоги из змеиной кожи.

У входной двери он позвонил, а потом достал собственные ключи.

– На самом деле я здесь так никогда и не жил, – объяснил он. – Но маме нравится, что у меня есть ключи и я могу приходить и уходить, когда захочу. Думаю, таким образом она пытается возместить мне то время, когда нам некуда было пойти. Безумие, да? Можно подумать, у меня нет дома в Эвергрине и квартиры на Стил Стрит.

– У тебя есть дом в Эвергрине? – спросила она, называя город, расположенный в горах недалеко от Денвера. Удивительно, что она не знала этого.

– Да. Думаю, разговоры об этом как-то не заходили, а? – Замок щелкнул и он, широко распахнув дверь, пригласил ее внутрь.

– Нет, не заходили. – Она вошла в просторную прихожую, затем шагнула в еще большую по размерам гостиную и пораженно распахнула глаза. Дом был украшен самыми разными цветами и всевозможными осветительными приборами, гобеленами, шерстяными коврами, покрывавшими деревянный пол. Потолок не скрывал поперечных балок. Реган сразу же подумала, что дизайн понравился бы Никки. Смешение стилей создавало идеальную картину.

– Знаешь, что еще безумнее? – спросил он, проходя следом за ней и захлопывая дверь. – Я считаю необходимым появляться без приглашения хотя бы раз в месяц только потому, что для нее это так важно.

Реган подумала, что и раньше любила его, но теперь он окончательно завоевал ее сердце.

– Эй, мам! – заорал он, беря ее за руку и проводя через гостиную к паре распахнутых французских дверей на кухню. – Скорее всего, она в саду. Где девочки, не знаю, скорее всего, шляются по магазинам. В торговом центре они действуют как олимпийская команда.

– Сколько им лет?

– Пятнадцать и тринадцать. Обе хулиганки, – усмехнулся он.

– О, – сказала Реган, увидев женщину, подрезавшую розы на заднем дворе. – Как зовут твою мать?

– Соланж.

Женщина поднялась на ноги и повернулась к дому. От волнения Реган едва переставляла ноги.

– Она француженка? – спросила она, взглянув вверх на него.

Он остановился у открытой двери и посмотрел на нее.

– Наполовину, по материнской линии.

– Куин! – радостно воскликнула мать с улицы, и Реган снова посмотрела на одну из самых красивых женщин, виденных ею в жизни. Соланж была женской версией Куина Йонгера с длинными черными волосами, спадавшими на плечи уложенными, шелковистыми локонами. Черты лица были менее заострившимися, мягкими. У них были одинаковые зеленые глаза, темные брови – на ее лице они были изящно подправлены. На ней была одета вязаная безрукавка и черные капри, на ногах – белые балетки. Косметики не было, но не было и необходимости в ней. Она светилась теплом своей улыбки.

Подойдя, она на автомате обвила рукой талию Куина, а во время знакомства взяла Реган за руку и так и не отпустила.

– Мне так приятно с вами познакомиться, – едва ли не пропела она, прижимая руку Реган к своей собственной и выводя ее в затененный участок патио, расположенный рядом с небольшим фонтаном и прудом. – Куин, солнышко, почему бы тебе не принести нам чаю?

Так начался один из самых поразительных дней в жизни Реган. Над ней никогда так не тряслись, ей никогда не пытались так угодить, ее никогда не расспрашивали с таким осторожным изяществом. Через полчаса вернулись девочки, и праздник набрал обороты. На столе появилась еда и детские фотографии Куина. Случилась небольшая экскурсия по саду. К тому времени, как муж Соланж, Джерри, вернулся с работы, Куин уже разогрел гриль. Наблюдая за всем этим, Реган начала понимать кое-что: любить Куина было очень легко, не было тяжести, которой она так отчаянно боялась, а в своей любви к нему она не была одинока. Она не знала, насколько его мать была осведомлена о его работе, но по тому, что рассказывала Соланж, она поняла, что та знает больше, чем ей хотелось бы. Что она тоже боится и беспокоится, но все равно любит его без оговорок.