Глянцевая женщина - Людмила Павленко
Санек вышел от Провоторова, шатаясь не то от выпитого, не то от полученной страшной информации. Он редко задумывался о вещах потусторонних, но сейчас ему было не по себе. Что-то и впрямь нечисто в этом театре. Расспрашивая актеров, он узнавал о прежних странных уходах из жизни еще не старых и талантливых людей. Все эти неожиданные смерти произошли именно после приезда в этот город Миры Степановны Завьяловой. Совпадение? Или же впрямь обладает эта женщина какой-то тайной властью над людьми? Той властью, о которой толком никто ничего не знает — есть ли она или ее придумали, чтобы запугивать более слабых и властвовать над ними явно, а не тайно? Существуют ли чародеи и чары? Кто ответил на этот вопрос? А никто. И тем не менее есть что-то в этой жизни непостижимое и тайное, что не дается слабому сознанию человека. Но ведь даже в глобальном масштабе действует принцип взаимозависимости. Когда в каком-то регионе возникают социальная напряженность, конфликты, кровавые разборки — в этих «горячих точках» непременно происходят и природные катаклизмы, уносящие множество жизней. И особенно явно эта взаимозависимость проявилась на рубеже веков. Это же факты. От этого никуда не денешься. И то, что в зарубинском театре после приезда сюда Миры Степановны стало «нехорошо», как выражались некоторые артисты, — тоже факт. Есть в этой женщине нечто мистическое, страшное. Стоило только заговорить о ней — и она тут же возникала на пороге гримерки, в которой ей перемывали косточки. И притом, утверждали актеры, смотрела так подозрительно и с такой злобой, как будто слушала их по трансляции.
Санек задумался, выходя из подворотни и направляясь к своей машине, стоявшей прямо у служебного входа в театр. Он уже открывал дверцу машины, когда услышал властный голос:
— Александр Петрович!
Санек медленно обернулся. На ступеньках стояла Мира Степановна. Она старалась придать лицу участливое выражение, но это ей не удавалось. Кривая улыбка была скорее привычно-иронической и язвительной, чем доброй и мягкой. И в звуках голоса тоже звучал металл.
— Ну ты что же не заглянешь-то к нам, Александр Петрович? Ну разве можно так? Приди, посидим, чайку попьем, ведь не чужие. Ты же знаешь, что мы с Захаром Ильичом всегда рады тебе.
Шофер Миры Степановны завел мотор, она села в машину, потам выглянула и сказала:
— Приди, приди. А то всех обошел в театре, а к нам не заглянул.
Она захлопнула дверцу, машина тронулась и вскоре скрылась с глаз, свернув за угол.
А Санек все стоял, оцепенев. Все знает! И то, что он ходит по гостям, и, вероятно, даже содержание их бесед. Разведка у нее поставлена неплохо. Но какое ей дело? Просто не может пережить того, что люди ходят друг к другу в гости и общаются? И притом без ее дозволения! Ей бы хотелось, вероятно, чтоб все вокруг были разобщены, находились в состоянии этакой постоянной, непроходящей вражды. Как в Древнем Риме — «Разделяй и властвуй». О, она четко знала этот принцип управления. Верка не раз ему со смехом говорила о том, как мастерски умеет Мира Степановна столкнуть людей друг с другом. Стоит ей только заметить, что кто-то из актеров поддерживает дружеские отношения — она тут как тут. Если это две женщины или же двое мужчин — она их назначает на одну роль. И одному дает репетировать, а другому — нет. И вот они уже смотрят друг на друга косо, еле здороваются, подозревая, что один из них к ней подольстился и выбился в любимчики. Если дружат мужчина и женщина — тут же включается в работу «сарафанное радио», и дома у друзей начинаются скандалы на почве ревности. Да мало ли возможностей у главного режиссера? Актеры — точно пешки в его игре. Он смотрит сверху на них и двигает фигуры.
Санек вздохнул. «Чего стою как пень?» — подумал он.
Мира Степановна будто и впрямь его заколдовала. Как-то нехорошо ему всегда бывало в ее присутствии. Он сразу чувствовал себя невероятно скованно. А чтобы освободиться от этого неприятного ощущения, начинал вести себя нарочито развязно и дерзко. И потом чувствовал себя полным идиотом. Больше ни в чьем присутствии такого не бывало. Почему? Может быть, потому, что сама Мира Степановна всегда была чудовищно неискренней. Она как будто постоянно озиралась в поисках врага. Ждала удара и готовилась ответить. Но поскольку никто на нее не нападал, она первая бросалась в атаку по любому поводу. Агрессивность и подозрительность не оставляли ее никогда. И в этих волнах агрессии она топила окружающих. Захлестывала, как девятый вал. Люди впадали в страшную депрессию после ее «наездов». Им уже было не до творчества. И на сценической площадке она третировала их: не объясняя ничего, заставляла по нескольку раз повторять одно и то же, пока ошалевший от непонимания актер — что же он делает не так и что, в конце концов, он должен делать?! — окончательно не деревенел, становился зажатым настолько, что смотреть на него было больно. Вот тогда, как ни странно, она успокаивалась и больше его не дергала. О творчестве здесь говорить не приходилось.
Тучкова иногда брала супруга на репетиции, проводила тайком его на второй ярус, и он сверху наблюдал за процессом превращения живых людей в деревянных кукол. И всякий раз ему хотелось крикнуть: да пошлите вы ее!.. Все вместе сговоритесь — и пошлите!
Да только сговориться актерам друг с другом не представлялось возможным. Один заслуженный, а другой — нет. Один зарплату больше получает, другой — меньше. Одному дали главную роль, а другому — лакея на скачках. Как и кому тут сговориться, когда все хотят главных ролей?! Все хотят одинаково большой зарплаты. И все хотят получить звание народного артиста, коль скоро это звание существует.
— И никакой нет мистики в глупистике, — изрек Санек и, передумав ехать домой, вошел в театр. — Ну как дела? — поздоровавшись, спросил он вахтера.
— Да никак. Сижу тут как дурак, — ответил тот в рифму.
Это вновь был Егорыч — тот же самый, что дежурил и в день убийства Пуниной.
— Не ушел еще? — улыбнулся Санек. — Ты же грозился.
— Место подыскиваю, — хмуро ответил старик, — непременно уйду. Ну их к лешему. Все тут придурочные. Ты чего заявился?
— Да так, — пожал плечами Александр, — домой не хочется. Время еще не позднее. Что делать дома одному? Вот и подумал — может, в кафе зайти? Кругом обходить здание лень, вот и
