Елена Арсеньева - Разбитое сердце июля

Прощай, Ласточка моя черноголовая, любимая, ненаглядная, счастье мое. Не забывай меня, самое горькое сейчас – это подумать, что ты меня с другим забудешь… Ведь никто тебя так любить не будет, как я любил, и ты, верю, никого уже так не полюбишь, как меня любила. Ну, теперь уж совсем прощай! Мне пора уходить. Твой до гроба, как и обещал…»

Звенит, звенит щемящая нота!

Алена снова и снова перечитывала письмо.

Допускаем, что Лютов был убит или, может быть, принужден к самоубийству, потому он и пишет: «Деваться некуда, так складываются обстоятельства, что я вынужден это сделать. Если бы мог бы найти другой выход – нашел бы и никогда не совершил бы того, что совершить вынужден». Или еще! «…если бы воля моя на то была, я бы и письма этого писать не стал, и не сделал бы над собой то, что сделать собираюсь».

А вот что особенно цепляет взгляд: «Ладно, что это я разнудился, как в той пословице: коли сам не виноват, так других виновать, родных и троюродных! Но я-то сам во всем виноват».

Почему разорвана строка? Случайно? Или для того, чтобы обратить внимание на слово «троюродных»? Но если так, то что это значит? В убийстве Лютова принимал участие какой-то его родственник? Да нет, вряд ли. Наверняка Лютов писал письмо под контролем, прямого указания на себя убийца не потерпел бы. Пожалуй, слово «троюродный» – единственный намек, который он мог себе позволить. Намек, оставшийся не замеченным для убийцы, но натолкнувший на догадку Нину Елисееву. И Лютов знал, что она поймет этот намек!

В чем суть?

Троюродных, троюродных, тро-ю-род-ных…

Тро-ю… Три ю?

Три Ю, ну конечно! Вот о чем звенит, вот о чем поет – пронзительно и печально – предыдущая строка: «Но разве мог я в юности своей розовой подумать, что захочу отдохнуть не на югах каких-нибудь, а в той самой юдоли печали, о которой раньше только в книжках читал?»

Неестественная какая-то фраза, Алену она сразу зацепила своей вычурностью. Но она вполне объяснима, если допустить, что Лютов написал ее ради трех слов с буквой ю: юность, юга, юдоль. Три Ю! И потом это подтверждающее слово – троюродных…

Их было три компаньона: Борис Юровский, Юрий Толиков и Сергей Лютов. У каждого в имени или фамилии по букве Ю… Смелая догадка, но уж какая есть. Убийцы не заметили намек. Может быть, это совпадение им просто в голову никогда не приходило. Да и Алена не обратила бы на него внимания, если бы не вспомнила об аллитерациях, если бы не ощутила ее чисто интуитивно. Это вам не навязчивый бальмонтовский «чуждый чарам черный челн», эта очень-очень тонкий намек…

Кажется, нечто подобное этим трем Ю Алена сегодня слышала и раньше. Она зажмурилась, вспоминая.

Да, это было, когда Нестеров рассказывал ей о взрыве. Автомобиль стоял под стендом страховой компании «Югория». Женщина, предположительно подложившая бомбу, была одета в футболку с надписью «Юрмала». Вот уже два Ю. А третье? Фамилия жертвы? Может быть… А может, то, что взрыв произошел именно 6 мая, в день Юрия-летопроводца?

Тонко, очень тонко! Ведь как надо свести вместе, соединить все случайности, все эти три Ю, чтобы получилась такая изящная и страшная, смертельная аллитерация! Да, похоже, Нестеров и впрямь был совершенно случайной жертвой. Можно представить, как долго ждала, как старалась Нина, чтобы сошлись три Ю для придания ее мести особой значимости.

Странная, страшная, несчастная женщина…

Теперь пойдем дальше и рассмотрим обстоятельства смерти Толикова. Он умер в бассейне пансионата «Юбилейный». Имеем Ю номер один. Принадлежит пансионат компании «Зюйд-вест-нефтепродукт», а зюйд – это ведь юг. Второе Ю. Фамилия директора пансионата – Юматов. Третья буква есть. Как все сходится! Правда, и самого Толикова звали Юрием, хотя очень может быть, что имя в данном случае роли не играет, ведь одно Ю здесь определенно лишнее.

Здорово! Пусть эта догадка выглядит слишком литературной и далека от действительности, но она – красивая догадка. И очень может быть, что она не столь уж неправдоподобна, как кажется на первый взгляд.

Интересно, под каким предлогом Нине удалось заманить в пансионат Толикова? Может быть, Нестеров знает, почему его подопечный приехал сюда? Надо будет спросить. Сегодня же вечером, как только Муравьев отпустит его и он вернется в свой номер.

Интересно, как отреагирует Нестеров, когда Алена выскажет ему свои «троЮродные» догадки. Поднимет на смех? Весьма вероятно…

А может быть, и не поднимет. Может быть, задумается о том же, о чем сейчас думает Алена: если Нина считает и Холстина косвенно виновным в смерти Лютова, то его тоже должны подстерегать те же роковые три Ю. Где?

Да, кажется, они его уже подстерегли – здесь же, в этом же самом пансионате. «Юбилейный» – раз, зюйд, в смысле юг, – два, Юматов – три. И в результате сложения – труп под крылечком…

Бедная Лена… Как она вписывается во все эти криминальные аллитерации? Ни в имени, ни в фамилии ее ни одной буквы Ю! Неужели ее прикончили только для того, чтобы скомпрометировать Холстина?

Ну, тогда пустое дело. Напрасно Нина старалась. Можно спорить, что скандал вокруг имени Холстина удастся замять, и если в последний момент откуда-нибудь не вылезет зловещий папарацци с компрометирующей фотографией, Холстин выйдет сухим из воды, женится на любимой женщине – дочери того человека, которого он некогда искусил, совершив один из смертных грехов.

Знает ли об этом Ирина? А Вадим?

Алена снова уставилась на черные, смазанные строки письма: «…они уже люди вполне взрослые, понятливые, но главное, чтобы меня не забывали. Не будет им покоя, если забудут меня!»

Это Лютов пишет о детях. Последний завет: не забывайте меня. Призыв к мести?

Вадим передал письмо Нине. У них были очень хорошие отношения, Лариса даже ревновала к тому влиянию, которое Нина имела на Вадима. А на Ирину? Имела ли Нина на нее такое же влияние? Могла ли рассказать о своих подозрениях по поводу смерти отца? Могла ли заставить Ирину принять участие в собственных зловещих играх? И тогда не ждет ли Холстина страшный удар: скандал вокруг его имени все же разразится (сыграет-таки свою роль папарацци!) – и Ирина бросит его. Наверное, это разобьет его сердце…

Очень красиво, конечно, но маловато для мести. Юровский и Толиков мертвы, а Холстин отделается всего лишь разбитым сердцем.

Всего лишь?! Кто бы говорил об этом так пренебрежительно, но только не ты, голубушка! Алена вздохнула. Твое сердце разбито. И ты считаешь, что живешь на свете после того, как потеряла всякую надежду на любовь Игоря? Нет! Ты просто существуешь – так же, как просто существовала Нина Елисеева, потерявшая своего любимого. Ей было наплевать на то, плох он или хорош, предатель или герой. Сердце ее разбилось, жизнь отныне стала подчинена только мести.