Александра Гейл - Дело Кристофера
— Голову наклоните. Осторожнее, но глаза не открывать ни в коем случае! — предупреждает он. — О бетонные стены очень больно ударяться головой, поверьте моему опыту. А вам, в отличие от меня, нужно извилины беречь.
Он такой забавный. Улыбаюсь и сильно смыкаю веки. Внезапно глупая прогулка по промзоне стала такой… увлекательной. И его объятия, да я бы поселилась в них.
— Совсем чуть-чуть. Давайте, снова с правой!
И я шагаю. С левой, конечно. У меня всегда были проблемы с ориентированием. Вообще удивлена, что в первый раз сделала все, как надо. Начинаю хохотать.
— Видите, мне и головой ударяться не надо, — отшучиваюсь я.
— Ничего, это распространенная женская проблема, я уже привык.
А вот теперь, после этих слов, мне очень хочется из его объятий выбраться. Но вдруг он продолжает:
— Моя сестра, та самая, на которую так полагается правление, однажды не пустила меня за руль своей машины, когда мы поехали на объект, и в итоге столько раз перепутала право и лево, что мы опоздали на полтора часа. Теперь отдает руль без вопросов.
— Она тоже строитель? — чуть смутившись из-за поспешных выводов, спрашиваю я.
— Декоратор. Итак. Стойте. Мы на месте. А теперь я отхожу, а вы медленно открываете глаза.
И его руки покидают мое тело, лишая столь желанного тепла. Я открываю глаза, как он и сказал, — медленно. И сначала не могу понять, что случилось. Вокруг такое буйство красок…
А потом до меня медленно доходит, что я стою в кольце стен, на которых нарисованы лучшие трехмерные граффити, которые мне вообще доводилось видеть. Я не фанатик этого искусства, но уверена, что в жизни не увижу лучшей работы. Здесь и обвитые колючей проволокой мужские руки, по которым течет кровь, и странные нечитабельные послания, и барабанная установка, по которой ударяют палочки, и персонажи комиксов, и море с кораблем, и красивые женские ноги в армейских ботинках, и все это каким-то образом так соединено, что образует цельную картинку. Боже мой, насколько же неуверенным в себе нужно быть человеком, чтобы спрятать такую работу от чужих глаз? Или кто-то, наоборот, был настолько разочарован в людях, что намеренно лишил их возможности увидеть нечто красивое. После яхты Эмилио Юнта я не уверена, что не поступила бы так же.
— И что… — начинаю я хрипло, откашливаюсь и пробую задать вопрос еще раз. — И что здесь собираются строить?
— Собирались, — поправляет меня Ашер. — Здесь хотели построить новый завод.
— Но не построили.
— Отчет эксперта был не очень хорош… видите ли, я ему заплатил, чтобы он чуть подправил цифры, и получилось, что строительство ужасно нерентабельно. Думаю, что нужно найти художника и отдать эти работы в музей граффити, но пока, сколько сюда не прихожу, не застал ни одного человека.
Это звучит настолько сюрреалистично, что просто не может быть правдой. Я не могу поверить, что люди, посещающие яхту Эмилио Юнта способны на подобные поступки…
Отворачиваюсь и осматриваюсь еще раз.
— Сдайте работы в музей, опубликуйте новость в интернете, автор найдется.
— А если он не хотел, чтобы это видели?
— Почему-то мне тоже так кажется, — говорю я тихо. — Но все мы когда-то не хотим что-то видеть или показывать, а потом понимаем, что были глупцами.
Но меня слышат и понимают безошибочно.
— На яхту Эмилио Юнта приходят, чтобы его о чем-то просить, Джо. А не ради сомнительных удовольствий. По крайней мере, если ты нормальный адекватный человек, ты придешь туда именно за этим. Например, мне нужно за месяц выбить разрешение на снос старых доков, а фанаты бюрократии уперлись рогом. Иногда один звонок человека с яхты может сделать больше, чем череда подкупов необходимых инстанций.
— Это отвратительно.
— Это честно. Жизнь по уставу далеко не всегда так хороша, как кажется. Например, если бы все было сделано правильно, я бы позволил снести эти стены. Но они стоят, и я совсем не жалею. Неужели вы считаете иначе?
Я не хочу на это отвечать, я не хочу признавать, что он прав.
— Пойдемте, — пытаюсь я увильнуть.
— Джоанна, я задал вам вопрос, — не отступает Ашер. — Нельзя всю жизнь метаться от одной точки зрения к другой…
— Моего отца приговорили к смертной казни, и мы вынуждены были покинуть Родину, чтобы власти до нас не добрались. — На лице Ашера появляется просто незабываемое выражение. И такое будет у любого, кто об этом услышит. — Вы за честность, говорите? Ну и как вам она?
Назад до машины Ашера путь кажется более коротким, но в то же время очень неприятным. Он молчит. И я молчу. Мы идем быстро, на нытье у меня даже времени не остается. И то, что ноги уже болят от туфель, я оставляю без внимания. Но щелчок ремня безопасности срывает пробку с моего терпения, и я выпаливаю:
— А ведь Шон так и сказал. Предупреждал, что люди отнесутся ко мне не лучше, чем к этой… — А затем порывисто отворачиваюсь, закрывая пальцами рот. Мне невероятно обидно, что Картер был прав. Почему он всегда прав? Как можно быть всегда впереди планеты всей, всего лишь указывая окружающим их место?!
— Сейчас мы выпьем, как я и обещал, и полегчает, — неожиданно миролюбиво отвечает Ашер.
— Кстати, оставьте мне телефончик.
— Что? — спрашиваю я.
— Нельзя недооценивать полезные знакомства. Вдруг мне понадобится бежать из страны… — задумчиво покачивает головой мистер Перфоратор.
— Это. Не. Смешно! — рявкаю я и вдруг, вопреки своим словам, начинаю хохотать. И не одна я.
— Но кое в чем Шон прав, Джоанна. Люди относятся к подобным откровениям не очень хорошо. Не рассказывайте о своем отце каждому встречному.
— А вы-то почему так спокойны? — в момент настораживаюсь я.
— Потому что знал заранее, конечно, — ничуть не смущается мистер Перфоратор.
— Вы искали меня в сети?!
— Я нет. А вот вы меня — да. И даже не отрицайте, — нахально улыбается Ашер. А я заливаюсь краской. Гребаный Клегг. Это все он виноват. Вот точно говорю — он. Это он меня надоумил! А Циммерман, тем временем, не смакует мое смущение, он напряженно смотрит на дорогу и вдруг говорит: — Вы, Джоанна, сильно недооцениваете Шона Картера. У него забавные способы держать на расстоянии людей от того, что он считает своим.
— Так, значит, он вам рассказал? — У меня буквально отвисает челюсть.
— Да. И вот только после этого я полез в сеть.
— И все-таки гуглили, — грожу я ему пальцем.
— Виноват.
— Но когда я призналась, вы же… вы же… вы выглядели так, будто я сама не лучше убийцы!
— Ну, а кто ж вы, если не преступница?! — крайне недовольно спрашивает Ашер. — Я устраивал вам лучшую экскурсию в мире, рассчитывал на благодарность, пытался объяснить свою точку зрения, а вы взяли и своими словами все перечеркнули. Осознанно и намеренно. И это притом, что, в отличие от Картера, я перед вами не провинился ни разу! Вы убийца всех лучших души порывов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});