Елена Арсеньева - Прекрасна и очень опасна

Да, видимо, сегодня и вправду ночь очищения и избавления от всего, что тяготило душу!

Ни в каких диверсиях против Майи он больше участвовать не будет и Лиду попытается уговорить ничего против нее не предпринимать. И никогда ни в кого не прицелится – а тем более не выстрелит! – ни из этого «вальтера», ни из какого-то другого оружия.

Интересно, под Новый год сбываются только пожелания или клятвы тоже?

А кстати, насчет Нового года…

Ярослав взглянул на часы. О, самое время откупоривать шампанское! Да, жаль, что Лида не отведает «Дом Периньон», но она небось и его, и сыра «Комтэ», и конфет «Леонидас» вволю напробовалась в прекрасной Франции. А духи «Грин тии» у нее и так есть. Тоже купленные во Франции. И уж там-то и духи, и все прочее было в самом деле французским, подлинным. Эти, правда, тоже напоминают настоящие, но кто знает, может, их сделали в какой-нибудь подмосковной Малаховке. «Всю контрабанду делают в Одессе, на Малой Арнаутской улице!»

Ладно, малаховский этот самый «Дом» или из провинции Шампань, однако выбора у Ярослава нет. Придется пить его из горлышка, ибо стакана нет. А закусывать неразрезанным «Комтэ».

И делать это поскорей, не то Новый год наступит без него.

Ярослав выбрался из джипа и довольно лихо открыл бутылку. Пахнет очень даже прилично…

Ну, Лида… Лидочка… С Новым годом!

Ярослав поднял бутылку, салютуя окнам пятого этажа, – и замер, увидев в одном из них тонкий знакомый силуэт.

Лида! Это Лида! Как же вовремя она подошла к окну! И какое совпадение – она тоже пьет шампанское! Видит Ярослава? Нет, вряд ли. Но зато он видит ее. И может сказать – нет, может даже на весь двор крикнуть:

– С Новым годом, любимая!

Что он и сделал.

24 мая 2002 года

Вадика Лида сразу не узнала: мало того что за минувшие годы он вдвое растолстел и порастерял свою пышную шевелюру, так еще и лицо его было до половины укрыто марлевой маской.

– Привет, Лидочек, – пробурчал он еще более гундосо, чем по телефону. – Страшно рад тебя видеть! Влезай!

Это приглашение было отнюдь не метафорой или рассчитанной грубостью: в загроможденную какими-то коробками и пачками газет прихожую можно было именно влезть – причем только бочком. Что Лида и сделала, а потом со всей возможной скоростью последовала за хозяином из этого пылесборника в комнату, которая была заставлена стопками книг, словно склад книжного магазина. Вадик обернулся к гостье, сказал:

– Здравствуй, красавица! – и снова чихнул. – Видишь, что делается? – пожаловался он, вынимая огромный платок, сдвигая маску, оглушительно прочищая нос и снова надвигая свой марлевый намордник. – Даже форточку открыть не могу. Все законопатил, а так и лезет сиреневый запашок. Кто это, какой классик сказал: гони природу в дверь – она вползет в окно? Так и у меня с сиренью. Прямо житья нет!

– Влетит.

– Что?! – удивился Вадик.

– Не вползет, а влетит. Гони природу в дверь – она влетит в окно, это Карамзин сказал. Слушай, а ты уверен, что дело в природе?

– В каком смысле? – опять удивился Вадик.

– В том, что в самом деле у тебя аллергия именно на сирень, а не на книжную пыль? – осторожно спросила Лида, изо всех сил пытаясь справиться с щекотанием в носу, но чувствуя, что это бессмысленно, и разражаясь серией коротких апчихов.

– Будь здорова! – пожелал Вадик. – Какая книжная пыль, ты что? Это у тебя с непривычки. А я ведь тут всегда живу, и ничего. Чихать начинаю, только когда сирень цветет. Ужас, это ужас какой-то! Интересно, а у первобытных людей была аллергия, или это как-то связано с интеллектуальным и техническим прогрессом?

– Вопрос: была ли сирень во времена первобытного человека? – усмехнулась Лида. – Не факт. Какие-то виды – возможно. Лесная белая… Но я где-то читала, что это скорее культурное, чем дикое растение. Возможно, у первобытных были свои прибамбасы: аллергия на какие-нибудь хвощи гигантские, на трилобитов или что там произрастало в то время? Хотя трилобиты – это вроде бы не растения…

– А бес их разберет, – вздохнул Вадик. – Нет, насчет первобытных – это я погорячился. Но, к примеру, я не могу себе представить даже бабушку свою в припадках такого чихания на огороде, среди крапивы, пастушьей сумки, полыни… что там еще росло, на огороде?

– Вообще-то обычно картошка, морковка, свекла, огурцы, – хихикнула Лида. – Или у твоей бабушки росли только сорняки? Тогда я понимаю, почему у нее была на них аллергия! От ненависти к ним!

– Смеешься, да? – вздохнул Вадик. – А между прочим, я знаю одну даму, у которой натуральная аллергия на полынь. И она отнюдь не бабушка!

Лида нервно стиснула руки.

Наконец-то среди этого никчемушного, легкого трепа прозвучало что-то толковое! Кажется, она не ошиблась адресом! Ведь дама, у которой аллергия на запах полыни, – это наверняка Майя Майданская. Видимо, Вадик знает ее достаточно хорошо. Вопрос только, захочет ли он говорить о ней…

А как странно: они с Вадиком не виделись минимум лет восемь, потом пару раз бегло побеседовали по телефону, а теперь болтают так, как будто расстались только вчера. Вообще Лида помнила, что Вадик и раньше умел мгновенно войти в контакт с любым человеком, а раз начавши болтать, остановиться мог не скоро. Ну, будем надеться, он не утратил прежних привычек…

– Может, чайку согреть? – спросил Вадик, и Лида мысленно постучала себя укоряюще по лбу: почему не догадалась прихватить какой-нибудь тортик? Беседы за рюмкой чаю обычно располагают к доверительности. Как бы половчее выйти из ситуации?

– Нет, спасибо, Вадик. Я перманентно худею, так что не искушай меня без нужды…

Вадик окинул ее внимательным неодобрительным взглядом.

– Худеешь? Ты? А зачем? У тебя какой размер, сорок шестой? Ну и куда меньше – при твоем росте?! Кто тебе сказал, что мужчины любят вешалок?! Вообще, это ужас какой-то: все красивые женщины сознательно уродуют себя! У меня есть одна знакомая певица, безумно красивая баба, так надо видеть, во что она превратила себя за последние три месяца!

Лида подавила желание снова стиснуть руки.

Певица! У него есть знакомая певица! Неужели речь снова зашла о Майе Майданской? Какое странное совпадение…

Надо надеяться, что на Лидином лице не отразился охотничий азарт, который охватил ее. Она покосилась на Вадика и вдруг заметила на его лице промельк точно такого же азарта, какой сама же старалась скрыть от него. Слишком уж пристально смотрел на нее Вадик!

Почему? И что это за странное выражение в его светлых глазах? Такое ощущение, что он на что-то пытается намекнуть Лиде…

А вдруг и в самом деле пытается? Что, если насчет полыни это была не обмолвка, а намек? Ему интересно было посмотреть, как отреагирует Лида. А по поводу дамы, которая похудела за последние три месяца, – это разве не намек? Ведь Сережа умер именно три месяца назад! Неужели… неужели Вадик снова имел в виду Майю? Неужели он вот таким образом, скрытно, хочет дать Лиде понять, как сильно Майя переживала смерть своего бывшего возлюбленного?