Татьяна Устинова - На одном дыхании!

– Кто хочет картошки? – громко спросила Глафира и поднялась с дивана.

– Нет там никакой картошки, – сказал Дэн. – Я ее съел.

– Всю?!

Дэн кивнул.

– Молодец. Можно еще нажарить. Кто хочет?

– Давайте я нажарю, – предложила Варя. – Где картошка, Глафира Сергеевна? И… я не поняла. Кто тогда мог звонить мне? Ну ночью! Когда сказали, что Разлогов не просто умер, а его убили?

– Слушайте, а ведь Андрею Ильичу, ну в смысле Прохорову, тоже звонили. Он громкую связь в кабинете включил, и я все слышал. Мужской голос произнес, что это Прохоров убил Разлогова!

Глафира пожала плечами.

– Я думаю, что это сам Разлогов и звонил. Он… мучился очень, понимаете? Он думал, что подозревать можно кого угодно. И вас, Варя, и Марка, и Марину!.. Вполне возможно, что он хотел таким странным образом вывести убийцу на чистую воду. Спровоцировать, или как это называется в детективах? Ну, вывести из равновесия и заставить совершать необдуманные поступки! А Прохорову, я думаю, он позвонил, чтобы заставить его нервничать. Он же знал, что у меня с ним роман…

– Как он мог звонить, если там, на этом мысе Поворотном…

– На Заворотном, – поправила Глафира.

– Там же нет связи, вы сами сказали, Глафира Сергеевна!

– У всех, живущих в таких местах, обязательно есть спутниковые телефоны, на случай непредвиденных ситуаций. И у дяди Володи есть! Только это такой… односторонний вид связи, оттуда можно звонить, а туда никак. Разлогов, находясь там, выяснить ничего не мог, естественно, а как-то действовать ему хотелось! Вот он и стал звонить.

– Я бы его голос узнала, – задумчиво проговорила Варя. – Если бы он звонил, я бы точно узнала!

– Скорее всего, он дядю Володю попросил позвонить. Разлогов просто так ждать, когда все объяснится, не может. Ему непременно нужно действовать, понимаете, Варя?!

– Нет, – покачала головой Варя. – Не понимаю, Глафира Сергеевна. Хотя, если он жив, мы у него потом спросим.

– Вы можете называть меня просто по имени, – сказала Глафира. – Марк, ты знал, что у Разлогова есть ребенок?..

Волошин открыл глаза и перестал глупо улыбаться.

– Нет.

– Нет – не знал?

– У него нет ребенка.

– Есть.

– Кто тебе сказал?!

– Вера Васильевна. Которая сегодня умерла. И не она одна знала! Еще журналистка Ольга Красильченко.

– Тетя Оля?! – изумился Дэн.

Глафира кивнула.

– Она делает материал о Марине и звонила мне, чтобы поговорить про Разлогова. То есть собственно Разлогов ее не слишком интересовал, но он когда-то был мужем звезды. Ну то есть Марининым мужем. Она знает о Марине все. Она тоже говорила, что ребенок был.

– Да нет! – закричал Волошин. – Ребенок был, вернее, должен был быть, но он… умер. И Разлогов окончательно от Марины ушел. А я говорил ему…

– Я знаю, что ты ему говорил. Чтобы он остался и что все это просто недопонимание двух взрослых любящих людей, то есть Разлогова и Марины. Вот и журналистка Ольга Красильченко сказала мне, что ребенок умер. А Вера Васильевна сказала, что жив. И что он… ненормальный.

– Кто… ненормальный?

– Ребенок жив. Только он родился больным, потому что Разлогов… – Глафира никак не могла это выговорить, ну, вот не могла, и все тут!

Волошин встал, взял со стойки все тот же стакан, налил воды из-под крана и подал ей. Они только и делали, что подавали друг другу воду, как в спектакле про истеричных барышень!

Глафира подержала стакан и сунула ему обратно. Волошин выпил.

Я должна довести дело до конца. Я не смогу жить дальше, если не разберусь во всем здесь и сейчас. Мне еще многое предстоит пережить и передумать, но я справлюсь. Теперь я уже точно знаю, что справлюсь, но сейчас… только вперед.

– Вера Васильевна сказала, что мальчик родился неполноценным, потому что Разлогов избил Марину. А она была беременная.

Волошин вытаращил глаза.

– Разлогов не хотел ребенка, категорически. И он от нее ушел. Это было семь лет назад. Ребенок живет в интернате для… таких детей, в Смоленске. Марина его там навещает.

Глафиру затошнило, и она, как тогда, в лесу, решила, что лучше бы ей утопиться. Но сейчас уже поздно, поздно топиться!..

– Глаша, – начал Волошин. Он никогда не называл ее так. – Я точно знаю, что Разлогов хотел ребенка! И он любил Марину! Он не мог ее бить! Глафира Сергеевна, ты понимаешь, что это… что этого просто не могло быть?

– Почему?

– Почему? – растерянно переспросил Волошин. – Потому что не могло быть, и точка!..

«И точка», так всегда говорил Разлогов.

Ты не можешь так поступить, и точка. Я не стану этим заниматься, и точка. Меня это не интересует, и точка!..

Я не могу тебя любить, и…

– Да не мог он ее бить, я тебе точно говорю! И я знаю, что ребенок умер и все разладилось! Я помню, как это было ужасно! Я никогда не думал, что здоровый, нормальный, умный и трезвый мужик может умереть от любви, а Разлогов чуть не умер!

– От любви? – тихонько спросила Глафира.

– От того, что Марина ему изменила! – Волошин вдруг заметался по комнате, как давеча Глафира. Только он бегал в отдалении, забегал за камин, пропадал и появлялся снова. – О господи, что за чепуха!.. Я и тогда ему говорил, чтобы он не спешил, что все еще как-нибудь образуется, а он отвечал, что так быть не может. Что он верит – или не верит. Любит – или не любит. По-другому он не умеет.

– Не умеет, – подтвердила Глафира тихонько.

– А где розетка для Интернета? – вдруг громко спросил Дэн Столетов. – Мне очень нужно.

– В кабинете.

– А кабинет где?

Глафира кивнула на дверь в углу зала.

– У нее какой-то роман случился, – продолжал Волошин, не обращая внимания на Дэна с его розеткой. – Ну она актриса, и тогда уже было понятно, что будет великой!.. Она играла в театре, ее в кино стали приглашать, и роман у нее случился с кем-то из великих. С каким-то режиссером, что ли!..

– Красавиным?

– Кажется, да. С Красавиным. А ты откуда знаешь?! Тоже тетя Оля рассказала?! – спросил Дэн.

– Я была у него дома. Случайно. И увидела фотографию. На ней Разлогов, Марина и этот самый Красавин, – Глафира помолчала. – По той фотографии все понятно. И про Марину, и про Красавина…

Варя чистила картошку и время от времени поглядывала на Волошина.

– У них все разладилось, и Разлогов тогда сказал, что больше никогда не поверит ни одной женщине на свете. А потом они разошлись, и все! И ребенок умер, но вовсе не от того, что он ее бил. Это просто невозможно, Глаша! Ну я не знаю! Разлогов, конечно, тяжелый мужик, но он не способен бить женщин. Ты что?! Не понимаешь?!

– Я понимаю, – сказала Глафира, чувствуя себя намного сильнее его, – но я должна разобраться! Разлогов все время давал ей деньги, очень большие. Зачем, на что?! За что? Если ребенок умер при рождении, от чего тогда он откупался?!