Людмила Бояджиева - Умереть, чтобы жить

Начал он со второго. В обстановке, исключающей прослушивание, обрисовал Южному ситуацию и гарантировал следующее: ручонки из Москвы, пытающиеся перехватить куш, будут обрублены Лешковским; деньги, оберегаемые Южным, исчезнут, виновника вычислят и сразу начнут искать. След некоего Панкратова — единственного, посвященного в тайну, компаньона Южного, мелькнет в Южной Америке, в Аргентине. Самого Дениса, несомненно, отзовут в Москву, объявят взыскание, отправят, вероятно, на отдых. То есть вычеркнут из рядов верных чекистов. Кроме того, за ним закрепится слава честного, но до глупости наивного, а потому, малоинтересного в крупных делах человека.

Разыскиваемого Панкратова обнаружить не удастся — его труп будет спрятан со всеми предосторожностями, а газетные утки из Латинской Америки и Аргентины — хорошо оплачены. Никакой дополнительной информации о пропавших миллионах найти не удастся.

— Меня убьют, — сказал Денис, выслушав Лешковского.

— Нас, — поправил Михаил. — Отныне владеть капиталом мы будем совместно, на джентльменских началах — фифти-фифти. Но убивать нас никто не станет, если, конечно, мы сами не напросимся. То есть, если у тебя или меня не появится искушение избавиться от совладельца. А для этого мы примем определенные меры. Существует разработанная много веков назад система партнерства: меч с начертанной клятвой разламывается надвое. Только сложенное воедино магическое заклинание имеет силу. Мы обеспечим систему тройной страховки. Только нам двоим будет известно место захоронения «отходов» — назовем наш капитал так. В конце концов, деньги — отходы цивилизации. Затем мы наносим закодированную систему координат и ключевой код проникновения в «саркофаг» на специальную голографическую карту, существующую лишь в единственном экземпляре, и делим её пополам… — Михаил подобно фокуснику развел руками. — Все! Постараюсь, чтобы сувенир был не слишком большим, не горел и не плавился. Но, друг мой, вы отдаете себе отчет в серьезности заключенного контракта — он сугубо конфиденциален. Михаил прижал палец к губам и подмигнул, словно речь шла о безобидной авантюре.

Денис кивнул. Он знал за собой одну принеприятнейшую слабость некоторые люди имели на него гипнотическое воздействие. Случалось, силач и смельчак Южный пасовал в драке, был случай, когда под давлением совершил подлянку, и вот теперь его втягивал в гибельную махинацию светлоглазый цыган. Спорить с Михаилом он не мог.

— А когда мы планируем вступить во владение ценностями? — Вместо того, чтобы торговаться, осведомился Денис.

— Такие вещи должны быть хорошо продуманы, позиции подготовлены с безукоризненной тщательностью. Нам придется бесследно исчезнуть. Трупам это сделать куда легче, чем живому человеку. — Михаил довольно засмеялся. Ему удалось ловко обработать парня.

15

Свидание с Алиной прошло менее удачно. Хотя, смотря на чей вкус. Как мужчине, Михаилу не удалось оказаться на высоте. Но не в этом состояла его основная задача. Отельчик у лесного озера располагал к любовным утехам. Здесь только этим и занимались — кто целый уик-энд, кто полчаса. Михаил продержался минут пять и сник.

Хорошенькая, избалованная женщина, самоуверенная, раскованная, без всяких предрассудков относительно «морали» и «высоких чувств», могла бы стать отличной любовницей, если бы пылкий цыган нуждался в сексуальном удовлетворении. Увы, его сжигали сейчас другие страсти. Михаил должен был заполучить в лице супруги Южного секретного агента, не ведающего о своей миссии. «Вербовка» прошла удачно.

— Ты сводишь меня с ума, малышка… Но, черт побери, я все ещё не отошел от стресса. Бывшая супруга, боюсь, ещё долго будет отравлять мне кровь. Я заставлял себя заниматься любовью сутками напролет с алкоголичкой, нимфоманкой, развратницей… Мне казалось, я убиваю ее… Но она выкачивала мою энергию… Ты не оставишь меня, Лина? — Он поцеловал её пальцы и надел на безымянный очаровательное изумрудное кольцо. — Не показывай его мужу. И сохрани меня в своем сердце.

…Вскоре Михаил вернулся в Москву. А ещё через несколько месяцев, после бурного, но глухого скандала, был возвращен на родину, как и предсказывал Лешковский, Южный. В специальной несгораемой капсуле, спрятанной в брелок, хранился кусочек металла — на вид обломок стальной зубной коронки. Только при помощи специальной технологии можно было «прочитать» обрывки нанесенного на пластинку кода. Точно такая же капсула имелась и у господина Лешковского. Составленные вместе части шифровки являлись ключом тайника.

Южный получил хороший пост в фирме Лешковского с учетом дальнейшей перспективы. Его финансовое положение наладилось — столичная жизнь раскрыла свои приятные стороны.

Михаил же попал в костер новой страсти. После узкоглазого певца, уехавшего в Нью-Йорк, Лешковский не имел сильных привязанностей. Его благосклонности добивались многие женщины. Он казался загадочным, щедрым, страстным, как Дэвид Копперфилд. А приписываемое этому красавцу богатство заставляло кружиться не одну прекрасную голову.

Колоратурное сопрано Кара Якобсон блистала в Америке и в Европе. Они познакомились на французской Ривьере. В Москве Михаил устроил приятельнице царский прием: любое желание мощной, как валькирии, блондинки тут же исполнялось. После того, как она получила все удовольствия от ночной жизни российской столицы и от своего щедрого на подарки поклонника, Кара сформулировала новое пожелание:

— Я хочу иметь огромный портрет от Вилли Гордона. Ты знаешь, он страшно популярен в Америке. У Николь Шарнель уже есть целых два. С болонкой и нагишом.

— Вилли? Мелкая сошка. Может, лучше заказать Глазунову?

— Это банально. Впрочем, в следующий раз. И ещё — у Шилова. К старости я открою картинную галерею — меня уже рисовал и Галлерсен, и Милотти. Да, в общем, многие. — Она капризно надула губки — удивительно маленькие и тонкие для того мощного звука, который вырывался из её горла. — Разве угадаешь, кто потом окажется Пикассо или Модильяни.

— Если это твой каприз — я готов. Но в смысле грядущей славы — Гордон — проигрышная карта.

В мастерской художника, куда он явился вместе с певицей, Михаил молча осмотрел стоящие на полу холсты. Кара тараторила, смешивая французский с нижегородским и вовсю кокетничала с представительным художником.

— Это итальянец? — Указал Михаил на небольшое полотно, изображавшее смуглого танцовщика.

— Обрусевший испанец. — Вилли повернул портрет лицом к стене и вернулся к разговору с певицей, демонстративно пресекая дальнейшие расспросы.