Джейн Хичкок - Светские преступления

Довольно скоро мужчина расплатился и повел незнакомку прочь. Проходя мимо метрдотеля «Леспинас», она опять незаметно сунула ему в руку деньги и добилась поклона, с которым провожают постоянных клиентов. После этого мне уже нечего было делать в баре. Я тоже ушла.

По дороге домой я думала о том, что случайностей не бывает, а значит, и эта встреча для чего-то мне нужна. Мной владело странное, чуточку зловещее впечатление, что судьба с благосклонной улыбкой наблюдает за мной, впервые за долгое время.

Дома я уселась на диван и долго перебирала в памяти историю другого очень важного сходства — Марии Антуанетты с мадам Олива, проституткой, что сыграла ее роль в знаменитой исторической авантюре. Я вспомнила день в Париже, в мастерской Эжени, когда примеряла копию того самого колье, что подспудно спровоцировало падение монархии.

Какой это был блестящий, убийственно иронический план — нанять шлюху на роль королевы! И не странно ли, что нашлась женщина, чей вид полностью совпадал с внешностью Марии Антуанетты? Причем настолько, что кардинал Роанский, лично ее знавший, попался на удочку. Он сам, своими руками передал мошеннице драгоценность, в полной уверенности, что пересылает его королеве. Благодаря этому Жанна де ла Мотт некоторое время жила на широкую ногу. Жила бы и дольше, если бы ювелир, устав от ожидания, лично не явился к королеве за деньгами.

При всей дерзости и высокой степени риска афера увенчалась успехом. Если отбросить детали, суть ее такова: проститутка выступила в роли королевы и одурачила первого человека в государстве. Обман принес мошеннице огромное богатство. Ее единственный просчет заключался в том, что она осталась в Париже, вместо того чтобы немедленно покинуть страну.

Это был один из моих любимых эпизодов французской истории, и каждый раз, возвращаясь к нему, я находила все новый смысл. Поначалу он привлекал меня только как интересный исторический факт. Но когда я сама попала в сети опытной авантюристки, история с ожерельем обрела для меня иную, более личностную окраску. Теперь, после встречи с моей «мадам Олива», я видела в ней достойный пример для подражания.

Глава 28

Было бы желание, а возможности найдутся, говорила я себе, размышляя над тем, как использовать подарок судьбы с максимальной выгодой для себя.

Динь!

Словно кто-то стукнул ложечкой по краю хрустального бокала.

Не усидев, я вскочила и принялась расхаживать, гоняя во рту сигарету и не замечая, что говорю сама с собой.

— Допустим, я предложу этой женщине сыграть роль Моники… например, чтобы она подписала у нотариуса новое завещание… завещание, по которому оставляет все мне…

Рискованно? Очень, но не более чем интрига, сплетенная Жанной де ла Мотт-Валуа, которая, между прочим, увенчалась полным успехом! Результат превзошел все ожидания интриганки. «Долой Бурбонов, да здравствует революция!»

До сих пор я рисовала себе изгнание Моники в каком-то общем, неопределенном смысле и, вообще говоря, имела в виду ее отъезд из Нью-Йорка. Довольно было и того, что она уберется назад в Париж или куда там ей вздумается, лишь бы не путалась больше под ногами. Теперь же я чувствовала, как в душе прорастает зерно жестокости. Пока владелец состояния жив и здоров, завещание остается бесполезным куском бумаги. Впервые моя идея избавиться от Моники была окрашена в такие черные тона.

К несчастью (или к счастью, как мне понемногу начинало казаться), я уже кое-что знала о завещаниях — Люциус дал мне первый урок, обобрав меня до нитки. Основной вопрос тогда заключался в том, является его последняя воля законной или нет. К моему глубочайшему сожалению, она оказалась грамотно составленной и имела все необходимые подписи и печати.

Интересно, что это завещание, учитывая огромные размеры состояния, было поразительно коротким. Люциус сам напечатал его на старенькой пишущей машинке, которой иногда пользовался при переписке. В том, что он так поступил, заключался самый неудачный для меня момент, потому что (как подробно объяснил мистер Салливан, адвокат, заверивший эту бумагу) в Нью-Йорке завещание, написанное вручную, не имеет законного веса, если только вы не военнослужащий на боевом задании и не моряк, находящийся вдали от дома.

По словам мистера Салливана, Люциус не считал этот документ своей последней волей, для него это был, так сказать, пробный шар. «Я только хочу знать, что упомянутая особа не останется в накладе» — вот что он сказал. Однако когда адвокат предложил составить более подробное завещание, с тем чтобы он мог явиться для подписи позднее, он отклонил это предложение, напомнив, что уже имеет личного поверенного, Нейта Натаниеля. Тем дело и кончилось — на той же неделе Люциус умер.

Перед моим мысленным взором проходили волнующие картины: вот я печатаю короткое завещание, по которому все состояние Моники в случае ее смерти переходит ко мне; вот ее двойник отправляется к адвокату и в его присутствии и с соблюдением соответствующих формальностей ставит под завещанием подпись.

Просто и вполне осуществимо, за исключением одной мелочи. Подпись.

Разумеется, у меня имелся вполне приличный образец подписи Моники — в записке, приложенной к цветам, — так что само по себе это проблемы не составляло. Проблема была в недюжинном уме Нейта Натаниеля. Он просто обязан заподозрить неладное и разобраться, что к чему. Он просто не мог не потребовать экспертизы, и вся затея лопнула бы как мыльный пузырь. Подделку подписи легко разоблачить, особенно если образец берется на глазах у специалиста.

Это заставляло призадуматься. Как подписывает завещание человек физически неполноценный: калека или недоразвитый от рождения? Ведь и богач может сломать обе руки или перенести паралич — да мало ли что бывает! Наверняка должна быть какая-то юридическая процедура и на этот случай.

На другое утро я начала необходимые исследования в области законоведения. Поскольку лично ходить по знакомым адвокатам было бы безумием, а полагаться на общедоступные статьи и эссе как-то не хотелось, я позвонила в Олбани, в Ассоциацию адвокатов штата Нью-Йорк. Оттуда меня направили в Манхэттен, в справочную по вопросам права, а те переадресовали к некоему Джеффри Бэнксу, эсквайру, адвокату по делам об опеке над имуществом, с обширной практикой в самом центре Манхэттена. Из предосторожности я связалась с ним по телефону-автомату из ближайшей забегаловки.

Для начала я объяснила, что телефон мне дали в справочной по вопросам права, и это было единственное, о чем я сказала честно. Я представилась сиделкой пациента со сломанными в результате аварии верхними конечностями. Испуганный случившимся, он якобы желает составить завещание.